Папины списки я сжёг в ванной. Не было никакого желания в них копаться. Я был полон отвращения к родителям, ко всем этим людям, аккуратным, алчным отцовским почерком вписанным в разлинованные строки, к цифрам и датам, что стояли напротив каждого имени, наконец, отвращения к себе.
С тех пор даже сама мысль о том, чтобы завести себе ежедневник, вызывает у меня рвотный позыв. Наверное, поэтому я никогда не был успешен в жизни: ведь каждому известно, что без чёткого планирования это невозможно…
Никто не ожидал, что ночь будет похожа на путешествие комка масла по разогретой сковороде или на поход юного гения сквозь математику для третьего класса под редакцией А.Астахова. Здесь должен стоять союз «но»… но его не будет. Ночь действительно была не простой…
Юрий всерьёз не собирался ничего читать, однако слова: «Готов поставить всю имеющуюся у меня картошку, что эти строчки до конца моей жизни не прочитает ни одна живая душа» завертели его в странном водовороте и выбросили в пучины текста.
— Как могло получиться, что из всего интернета его компьютер воспринимает одну-единственную страничку? — пробормотал Юрий, позволяя аромату кофе обосноваться в ноздрях. — Интернет либо есть, либо нет.
Алёна бросила на него укоряющий взгляд: «Ты не мог бы помолчать? Разве не чувствуешь — ты разрушаешь это», и снова повернулась к монитору. Губы её беззвучно шевелились.
Юрий рад бы отрицать, но он тоже это чувствовал. Это — как неприятное ощущение, что шрам на пупке вот-вот разойдётся. Это — предвкушение, нетерпеливое ожидание того, что ты больше никогда не испытаешь.
Дождь совсем затих, заранее стесняясь барабанной дроби по карнизам, которая ещё долго будет донимать спящих. Верхний свет казался слишком резким, поэтому Юра его выключил, а следом убавил и яркость монитора. С шоссе доносился влажный шум шин по асфальту. Юрий вспомнил свой утренний кошмар о дорожной разметке, прерывисто вздохнул, после чего несколько долгих секунд ожидал, что профиль Алёны сменит анфас, на котором, как на грубом холсте, тенями и разведённой в воде краской будет намалёвано встревоженное выражение.
Потом он вернулся к чтению.
Было трудно разобраться, что именно происходит с автором дневника. Он напоминал парня, который внезапно ослеп по дороге в булочную и самонадеянно ищет дорогу к дому, ощупывая трамвайные рельсы. Который пытается держаться молодцом, несмотря на весь ужас, всю абсурдность происходящего. Невольно Юрий задумался: «А как бы я повёл себя?», но тут же погнал от себя эту мысль. Он никогда не окажется в такой ситуации.
