Тити сидит не со мной, а с актерами. Хочет всем продемонстрировать, что она теперь тоже в когорте избранных.
Неужто ради этого ей пришлось с Кляйнпетером переспать? Возможно. С другой стороны, не так уж долго она отсутствовала, а когда вернулась…
Знать ничего не хочу. Она со мной, только это и важно, ведь все остальные мелкие роли в Берлине остались. «На месте кого-нибудь подыщем, – Кляйнпетер так и сказал. – Ну или сценарий подправим». Уж с этим-то Франк Эренфельз как-нибудь справится. Даром, что ли, он в Висмаре, на провинциальных подмостках, водевильчики перекраивал?
Место, выбранное для съемок, поведал мне Августин, называется Кастелау. Дыра дырой, но неподалеку от Берхтесгадена, где отдыхает публика средней руки, из тех, кто фешенебельные курорты себе позволить не может. Вернее, отдыхала, в мирное время. Сейчас-то настоящий курортный отдых только в России.
Кастелау. Отродясь не слыхивал. Говорят, там старинный замок есть, для интерьерных съемок. Надо надеяться, с залой, достаточно вместительной для прохода солдат в парадном марше. Статистов-то в деревне, надо думать, с лихвой наберется. Хотя, по нынешним временам, здоровые молодые ребята во всей Германии большая редкость.
Впрочем, чего ради я за Кляйнпетера себе голову ломать буду? Мы едем прочь из Берлина. Это единственное, что важно. А более безопасного места сейчас во всей Германии не найти, это точно. Уж если сам вождь в этих местах отпуск проводит…
Позднее.
Настроение в автобусе – как на школьной экскурсии. Под Фихтенвальде был последний пропускной пункт, но солдаты даже документы наши смотреть не стали. Зато актерам пришлось автографы раздавать. И Тити тоже черкала вензеля, причем с такой надменной мордашкой, будто ей это давным-давно прискучило.
Августин между тем предложил игру, пусть, мол, каждый самый свой большой конфуз припомнит, и тут же поведал байку из времен своей актерской юности, как у него в гостинице последние брюки свистнули и ему в театр пришлось добираться, завернувшись в простыню. Вальтер Арнольд рассказал, как его бессрочно уволили из первого его ангажемента, потому что главный режиссер его со своей супругой застукал, причем в своей же супружеской постели. Не слишком правдоподобно, на мой взгляд. Мария Маар вспомнила про костюм, который в середине спектакля на ней лопнул, и все это на сцене Государственного театра. Вообще не смешно, к тому же явно попросту выдумано, с одной лишь целью – в который раз напомнить нам, как она в Берлине Марию Стюарт играла. Вершина карьеры. Вообще-то, поговаривали – и об этом она, конечно, не упомянула, – что Грюндгенс [36] был против этого назначения, но Геринг настоял. Маар дружит с Эмми Зоннеман [37] и любит при случае сей факт как бы невзначай отметить.
