с помощью поведенческой психотерапии, депрессивностью, гасящей все порывы и устремления, неустанной ревностью. На анализ приходят также из-за так никогда и не написанной книги, из-за так никогда и не найденного кого-то, кто мог бы выслушать… обращения к психоанализу неразрывно связаны с опытом человека. Нам кажется, что несчастья приходят извне – «ад находится снаружи», но мы инстинктивно чувствуем, что существуем не просто так, что живем для чего-то, что мы что-то можем изменить, что мы сами должны измениться внутри, чтобы изменения произошли и снаружи. Сами того не ведая, мы приходим на психоанализ, чтобы изменить прошлое, переписать свою историю, выявить ненависть>*, скрывающуюся за показной (или инверсированной) любовью>*, чтобы найти в своих неприятностях и неудачах тайное удовольствие, обнаружить собственную каббалу, в которую заключили себя сами и которую не желаем покинуть. Одно из непредсказуемых последствий обращения к аналитику состоит в обретении немного большей свободы, чем раньше.
Это было в старом приюте, плохо отапливаемом, полном сквозняков, который зимними вечерами становился еще мрачнее. Закутанная в пальто психиатр, врач-интерн, недоумевала, как больной шизофренией молодой человек, стоящий перед ней в одной распахнутой рубашке, мог оставаться таким безразличным к ледяному холоду. Указывая рукой на свою грудь, начинающий доктор спросила его: «У вас здесь не болит?». Он продолжал на нее смотреть. Смотреть – неправильное, неподходящее, ошибочное слово, поскольку оно предполагает наличие рефлексии, а между ними двумя никакого взаимообмена не произошло, она скорее почувствовала его проскользнувший взгляд, заметила, что его зрачки были лишены способности зеркальной ретрансляции, и потому они не смогли вернуть то, что было ему «адресовано». Затем он протянул руку и положил ее туда же, где чуть раньше была ее рука, на ее грудь… «Нет, у меня здесь не болит».
«Я есть другой» – эта формула уже непригодна, «другой есть Я» подходит лучше, чтобы выразить отчуждение, безумие при психозе, когда неизвестно, где начинается внутреннее и где заканчивается внешнее! Если спросить психотическую мать, почему она не кормит своего плачущего младенца, которому пора есть, она отвечает: «Я не голодна». Я>* – это инстанция, находящаяся на границе; никто лучше психотика, у которого грань между внешней и психической реальностью утрачена, не позволяет нам это заметить. Мир, в котором развивается психотик, состоит из причудливых объектов, как «картины сновидений» (Бион). Основная работа психоаналитика с психотиком состоит в поиске того странного места, откуда психика начинает переделывать мир, найти ту точку зрения, которую мы сами не смогли бы себе никогда представить, но которую сновидения
