Весь Нью-Йорк рвался увидеть ту, кого Уолтер Уинчелл назвал «второй атомной бомбой Хиросимы». Эддисон Де Витт писал в «Бродвей спот», что «после Юдоры Флейм даже прославленная стриптизерша Джипси Роза Ли может одеться».
Мэнни наконец сел за рояль, еще раз буркнув:
– Она или я.
– По местам! – рявкнул Майк Ониен.
Кордебалет, семнадцать пар коротких белых шортиков, встал навытяжку.
– Продолжаем. Раз-два-три. Шафл-степ, раз-два. Пам-пам-пам, раз-два-три… Готовы?
Репетиция закончилась поздно. Канкан вконец вымотал Манхэттен, голова разболелась.
– Мы идем ужинать к Митчу, – окликнула ее Глория Ли, стоя головой вниз и расчесывая щеткой волосы. – Эй! Ты меня слышишь? Пойдешь с нами?
Есть Манхэттен не хотелось. Какой-то странный комок набухал в груди.
Он возник, когда Скотт Плимптон развернул на столе свидетельство о рождении Ули Стайнера, и с тех пор так и давил. Утомительные танцы отвлекли ее лишь на время.
Манхэттен вышла из клуба одна. Стемнело, но театры Бродвея словно белым солнцем озаряли уличные пробки.
Вдоль потока машин она дошла до Брайант-парка и Таймс-сквер. Купила блинчик, машинально съела половину, остальное покрошила голубям у статуи Джорджа М. Кохана и свернула на 42-ю улицу.
Перед театром «Адмирал» она поняла, что нет в мире места, где ей больше хотелось бы находиться, чем здесь, и прямо сейчас.
«Доброй ночи, Бассингтон» – так называлась пьеса, в которой играл Ули Стайнер. Буквы его имени сияли на фронтоне первыми, над названием, даже над Томасом Б. Чамберсом, знаменитым автором пьесы.
Представление уже четверть часа как началось. Войти было нельзя. Манхэттен с сожалением вздохнула.
Напротив, в баре «Наливай покрепче» было полно народу. Когда она вошла, светящаяся тыква, которая красовалась на углу барной стойки, приветствовала ее, подмигнув как будто с ехидцей. Заказав содовую с соломинкой, Манхэттен высмотрела свободное местечко у витрины. Она оказалась зажата между спиной бобби-соксер[38] и англичанина, который занял много места, развернув «Геральд Трибюн» и вытянув непомерно длинные ноги, зато фасад «Адмирала» был ей виден во всю длину. Антракт она не пропустит.
Девушки в «Джибуле» давно освоили этот фокус: дождавшись антракта, они смешивались с толпой на тротуаре, а когда раздавался звонок, вместе с ней просачивались незамеченными в театр.
Манхэттен потягивала содовую, просматривая рекламу в программке «Доброй ночи, Бассингтон». Она узнала, что новая помада от Revlon называется «Одинокая гвоздика», что ни один мужчина не забудет запах духов от Corday (15, рю-де-ла-Пе, Париж). Страницу
