Она поморщилась.
– Ибсен?.. По-моему, это не совсем для театра. Скорее для исследователя Северного полюса. Или для чокнутого профессора с пробирками.
Он молча допил шампанское, полузакрыв глаза. Потом вдруг взял ее руки в свои, не как влюбленный, скорее дружеским жестом, и принялся тихонько стягивать одну за другой перчатки. Его руки были сухие, приятно теплые.
– Вы прелесть. И Шонесси – прелестное имя. Поговорим в другой раз о чокнутом профессоре с Северного полюса, хорошо?
Подошел официант, чтобы наполнить бокалы, и Эддисон заговорил с ним на французском языке. Пейдж в упоении смотрела на них во все глаза.
– Вы говорите по-французски? – спросила она, когда официант отошел.
– Так, пережитки от пребывания на Монмартре… давным-давно.
– А в «Джибуле» приехал француз. У него невозможное имя.
– Француз? Он? Я всегда считал этот пансион неприступным гинекеем.
Пейдж никогда не слышала этого слова, но смысл угадала – дом, где живут одни женщины.
– Музыкант. Он совсем молоденький, лет шестнадцать, кажется. Миссис Мерл никогда не позволила бы мужчине зрелых лет…
Она запнулась, почувствовав, что краснеет, и помертвела, поняв, что не знает, как закончить фразу.
– Пейдж, Пейдж, детка… Не заливайтесь краской всякий раз, когда произносите слово «возраст», или «старый», или «ревматизм» в моем присутствии, пожалуйста!
– Не так уж я молода, – пробормотала она в отчаянии.
Рука Эддисона легла на скатерть ладонью вверх. Пейдж, поколебавшись, примостила в ней свою. Он ласково похлопал по ней.
– Это очень кстати, детка. Я тоже.
* * *
Когда Джослин уже собирался спуститься к ужину, в дверь постучала Истер Уитти с подносом в руках.
– Еще не все жильцы знают о, гм, присутствии молодого человека среди нас, поэтому миссис Мерл решила, что сегодня вечером вам лучше не показываться. Пока мы всех не предупредим, понимаете?
Она состроила шутливую гримаску и дружески подмигнула ему.
– Между нами говоря, все наверняка уже предупреждены. Полагаю, вы любите почки?
– Я… э-э…
– Вот и хорошо. Это вам здесь пригодится. А лук? Надеюсь, тоже. Его здесь двенадцать фунтов колечками. Но какая разница, если ваша милая от вас за четыре тысячи километров и поцеловать ее вы можете только письменно, верно?
– У меня нет милой.
– Уф-ф-ф! – выдохнула она, со стуком поставив поднос. – Ни в жизнь не поверю. У такого-то красавца? Вот блинчики на десерт. Говорят, индейцы сиу обмазывают своих врагов медом и бросают на муравейник, а по мне, так лучше макать в него блинчики.
