Что я и проделала.
Запустить брошь в полет мне показалось малой задачей. Следующим шагом решила добиться того, чтобы, кружа в воздухе, бабочка ничем не выдавала своего искусственного происхождения.
И я избавилась от монотонного, усыпляющего цырканья. Для этого заменила суставные части из нержавеющей стали на сплав хрома с кобальтом (один раз после уроков пробралась в литейную лабораторию и чудом осталась непойманной). Следом модифицировала ее металлические ярко-сапфировые крылышки в прозрачные, из тонкого, почти невесомого стекляруса. В красоте она немного от этого потеряла, но зато уменьшился ее вес и сила трения между шарнирчиками, а вместе с этим ушли посторонние звуки. А как сделать ее красивой, я еще не придумала.
Ожившая бабочка стала чем-то вроде домашнего питомца. Чем-то, что связывало мои детские мечты со мной настоящей. Каждый раз, отпуская бабочку, я знала, что она вернется. Втайне надеялась, что отыщет она Яна Макильских и напомнит о его знаменитом выступлении.
Должен биомаг узнать свое творение, ожившее и измененное!
Может быть, тогда он захочет узнать, кто совершил эти преобразования…
Но этого, конечно, не происходило.
Усевшись мне на ладонь, бабочка замерла. Я взяла ее за гладкое брюшко и посадила на край черного фартука со стороны сердца. Тоненькие металлические ножки резко выпрямились, впились в ткань и ухватились намертво.
Наш колледж находился за промышленной зоной Северного Москинска.
Добираться сюда на поезде почти полдня. Небо такое же серое, но воздух просто чудный, почти свежий. Я потянула носом и снова улыбнулась. Папа, наверное, в честь моего возвращения соберет в мастерской всех наших друзей: старого Богача, прозванного не за богатство, а безмерно доброе сердце; моих ровесников близнецов Роу — Марту и Бартоша, механика Дублина и, конечно, писательницу Кэтлин Зорину, внебрачную дочь какого-то известного биомага. Кого именно, никто из нас не знал, но мы проявляли деликатность и больше, чем она сама о себе рассказала, не выпытывали. Мама непременно испечет фирменный пирог с ревенем или капустой.
За год интересной, но все же трудной учебы, когда и на шестичасовой сон времени не хватало, я порядком соскучилась по родным. Еще на прошлой неделе уложила в дорожный саквояж свои вещи и с нетерпением ожидала окончания первого курса.
— Барышня, — из раздумий меня вырвал булькающий, определенно требующий перенастройки голос робота-секретаря.
Обычно я всегда слышу жужжание шестеренок в его металлическом брюхе, но сегодня он застал меня врасплох. Я даже не услышала, как открылась дверь девичьей спальни. Как робот прошагал по ковровой дорожке почти вплотную к окну. Обшитый хромированным металлом корпус напоминал пузатую бочку, а головой роботу служил прикрепленный шлем такого же света с узкими прорехами в месте глаз, за которыми видны были крутящиеся шестеренки. Вместо рук с боков болтались два поршневых механизма с трехпалыми клешнями на конце.
