В этом отношении по сравнению с ним мы были пигмеи.
В нём угадывался демонический характер.
Однако по твёрдому, скульптурному подбородку ключика я понял, что он решился вступить в борьбу с великаном… в конце концов, однажды у нас в комнате появилась наша Манон Леско.
Она была по-прежнему хорошенькая, смешливая, нарядно одетая, пахнущая духами «Лориган» Коти, которые продавались в маленьких пробирочках прямо с рук московскими потаскушками, обосновавшимися на тротуаре возле входа в универсальный магазин, не утративший ещё своего дореволюционного названия «Мюр и Мерилиз». Если раньше дружочек имела вид совсем молоденькой девушки, то теперь в ней проглядывало нечто дамское, правда ещё не слишком явственно.
Такими обычно выглядят бедные красавицы, недавно вышедшие замуж за богатого, ещё не освоившиеся с новым положением, но уже научившиеся носить дамские аксессуары: перчатки, сумочки, кружевной зонтик, вуалетку.
Она нежно, даже, кажется, со слезами на глазах, словно бы вырвавшись из плена, целовала своего вновь обретённого ключика, ерошила ему шевелюру, обнимала, называла дружком и слоником, и заливалась странным смехом.
Что касается колченогого, то о нём как бы по молчаливому уговору не упоминалось. Среди странной, враждебной нам стихии нэпа, бушующего в Москве, в комнате на Мыльниковом переулке на один миг мы как бы вернулись в забытый нами мир отгремевшей революции.
Как будто бы жизнь начиналась снова.
И снова вокруг нас шли по чёрным ветвям мёртвых деревьев тайные соки, обещавшие вечную весну.
…Именно в этот миг кто-то постучал в окно.
Стук был такой, как будто постучали костяшками мёртвой руки.
Мы обернулись и увидели верхнюю часть фигуры колченогого, уже шедшего мимо окон своей ныряющей походкой, как бы выбрасывая вперёд бедро.
Соломенная шляпа-канотье на затылке.
Профиль красивого мертвеца.
Длинное белое лицо.
Ход к нам вёл через ворота.
Мы ждали звонка.
Дружочек прижалась к ключику.
Однако звонка не последовало.
– Непонятно, – сказал ключик.
– Вполне понятно, – оживлённо ответила дружочек. – Я его хорошо изучила.
Он стесняется войти и теперь, наверное, сидит где-нибудь во дворе и ждёт, чтобы я к нему выскочила.
– Ни в коем случае! – резко сказал ключик.
Но надо же было что-то делать.
Я вышел во двор и увидел два бетонных звена канализационных груб, приготовленных для ремонта, видимо, ещё с дореволюционных лет.
Одно звено стояло.
Другое лежало.
Оба уже немного ушли в землю, поросшую той травкой московских двориков с протоптанными тропинками, которую так любили изображать на своих небольших полотнах московские пейзажисты-передвижники.
