Ларсен хмыкнул, подошел ближе, взял газету, быстро ее просмотрел, хмыкнул опять и направился к умывальнику, чтобы поплескать на физиономию холодной водой.
— Итак, — объявил он, поворачиваясь к нам, — только к лучшему, что мы тут залегли.
Тот день был самым длинным и нервозным, какой я только помню. Создавалось впечатление, будто Ларсен так окончательно и не проснулся. Не будь мы с ним давно знакомы, я бы заподозрил, что он под наркотой. Он так и не вылез из пижамных штанов, так что и к полудню выглядел так, будто сию минуту скатился с кровати. Хуже всего, что он ничего не говорил и не рассказывал нам о своих планах. Конечно, он и раньше не отличался разговорчивостью, но теперь был совсем другой случай. Его поблескивающие свиные глазки начали вгонять меня в депрессию; как бы спокойно он ни сидел, они безостановочно двигались — будто у парня в белой горячке, который вот-вот кинется ловить чертиков.
В конце концов это стало и Глассису действовать на нервы, что меня удивило, поскольку обычно Глассис умеет держать себя в руках. Он начал робко высказывать всякие предложения — что нужно раздобыть следующий выпуск газеты, что нужно позвонить определенному адвокату в Нью-Йорке, что нужно послать моего кузена Джейка пошататься возле полицейского участка в Бейпорте и поразнюхать, что там творится, и так далее. Каждый раз Ларсен по-быстрому его затыкал.
Раз я даже подумал, что сейчас он вмажет Глассису между глаз. А Глассис, дуралей, не отставал. Приближение бури было для меня столь же очевидно, как отсутствие собственного носа. Я никак не мог понять, что толкает Глассиса вести себя подобным образом. Остановился я на том, что публика профессорского толка переносит такую нервозную обстановку хуже, чем простофили вроде меня. Ученым мозгам никак не отключиться от обсасывания всяких идей, надо это или не надо, вот в чем беда.
Что же до меня, то я старался свои нервы не распускать. Постоянно твердил себе: «С Ларсеном все о’кей. Он просто малость на взводе. Мы все на взводе. Господи, я же десять лет его знаю. С ним все о’кей». Я не совсем сознавал, что повторяю все эти слова только потому, что начинаю догадываться: с Ларсеном все далеко не о’кей.
Буря разразилась часов около двух. Глаза Ларсена широко раскрылись, как будто он вдруг про что-то вспомнил, и он так стремительно вскочил, что я обернулся было в ожидании увидеть бандитов Люка Дюгана или полицию. Но это было ни то ни другое. Ларсен углядел пистолет на каминной полке. Едва принявшись вертеть его в руках, он заметил, что тот разряжен.
