.
Именно в то время, в первый сезон существования «Кедрового бара» как места сбора и общения художников, Элен стала, как выразился поэт Фрэнк О’Хара, «белой богиней: она знала всё, мало об этом говорила, хотя вообще любила поболтать, и мы все ее обожали (и обожаем)»[350].
Официальный мир искусства хоть со скрипом и крайне неохотно, но всё же принял тот факт, что «современное искусство» уже никуда не денется. Первого января на первой полосе New York Times появилось объявление: Метрополитен-музей намерен признать и впустить в свои стены новое в искусстве, организовав конкурс американских произведений, охватывающих период с начала века до 1950 года, и, соответственно, выставку победителей[351]. Художников Даунтауна охватил огромный энтузиазм… который так же быстро улегся, как только они прочитали список судей, которые будут отбирать работы и присуждать призы. Всё это были люди крайне консервативные. Авангардом они считали искусство до Первой мировой войны. Получалось, что Метрополитен был готов принять саму концепцию современного искусства, но отнюдь не поистине авангардные работы.
Осознание этого факта по-настоящему деморализовало, особенно с учетом того, что он отражал тенденцию, характерную для более широкого мира искусства. Да, в последнее время пара-другая галерей в Даунтауне осмеливались выставлять работы представителей нью-йоркской школы, а некоторые коллекционеры даже рисковали покупать их произведения, но картины и скульптуры большинства художников Гринвич-Виллидж по-прежнему никогда не покидали стен их мастерских. Чаще всего эта изолированность не была ни для кого проблемой. Художники очень высоко ценили свободу творчества и возможность экспериментировать – это было преимущество, данное анонимностью. А выставка в Метрополитен предупреждала о риске, что их заметят, но и обрекут на забвение люди со стороны, которые, как правило, боятся того, что им непонятно. Среди художников-авангардистов мало кто сомневался в том, что они творят историю, что их произведения революционны и необычны. И теперь им приходилось спрашивать себя, хотят ли они сохранить свое творчество в секрете от большого мира или готовы приложить согласованные усилия и привлечь к себе внимание как группа, – если они, конечно, действительно являются группой.
В номере от 20 марта Life подогрел эту дискуссию статьей, в которой перечислялись девятнадцать лучших, по мнению редакции, современных американских художников в возрасте до тридцати шести лет. На рассмотрение было представлено четыреста пятьдесят работ, из которых журнал выбрал девятнадцать и опубликовал их репродукции. Хотя большинство художников Америки жили в Нью-Йорке и девяносто процентов авангардных полотен были написаны именно там, в список Life вошли только двое завсегдатаев «Клуба» и «Кедрового бара»: Хедда Стерн и Теодорос Стамос. Больше того, львиная доля якобы абстрактных работ, репродукции которых опубликовал журнал, были скорее имитациями кубизма или сюрреализма
