Дождь не унимается почти всю дорогу до будки на автобусной остановке. На этот раз я тоже вижу его издалека, в больших крутящихся дверях, которые на фоне освещенного вестибюля напоминают карусель. Я успеваю понаблюдать за ним, пока он, съежившись от дождя, быстрым шагом торопливо идет вдоль парковки. Тут он замечает меня.
– А-а, здравствуйте, – произносит он, дойдя до автобусной остановки, в точности, как в прошлый раз; он останавливается передо мной. На нем та же одежда: джинсы, плащ и шарф. Волосы слегка растрепались от ветра.
– Здравствуйте, – отвечаю я.
– Сегодня я опять не успел пообедать, – говорит он почти пристыженно, я улыбаюсь. Он улыбается в ответ.
– Вы вообще не обедаете? – спрашиваю я.
– Я обычно покупаю в киоске бутерброд.
Он слегка покачивает головой, словно желая показать, и что он – человек небрежный, и что бутерброды в киоске отвратительные. Разговор кажется более интимным, чем в прошлый раз, хотя мы почти ничего не произносим, дело в атмосфере, она более расслабленная. Он шагает в будку, чтобы укрыться от дождя, и внезапно оказывается рядом со мной. Смотрит на табло на потолке.
– До автобуса четыре минуты?
– Да, – киваю я.
– По-моему, в прошлый раз ехать в компании было приятно.
Он смотрит на меня приветливым взглядом, он действительно может выглядеть добродушным, думаю я, в столовой я никогда этого не замечала.
– Да, приятно, – соглашаюсь я.
Он улыбается, кивая в сторону парковки, где стоит его машина.
– Тогда пошли.
На этот раз мы говорим больше, оба. Настроение у него, похоже, лучше, он рассказывает, что во время учебы подрабатывал мытьем посуды. Не на большой больничной кухне, а в хороших ресторанах Стокгольма, и когда он говорит это, я замечаю, что в его голосе отсутствуют малейшие следы неуклюжего диалекта, на котором все здесь разговаривают. Произношение у него нейтральное, отчетливое, приятное. Иногда ему приходилось помогать в баре, выполняя простые задания. Однажды он смешивал джин с тоником для Брайана Ферри, рассказывает он, явно довольный тем, что мне это кажется забавным.
– Иногда набиралось прилично чаевых, – говорит он. – Вам достается, наверное, не так много чаевых?
– Почти все расплачиваются обеденными талонами.
Он смеется, смех у него краткий и громкий, звучит искренне. Я думаю, что он едва ли смеется над чем-то из вежливости, но, с другой стороны, он смешлив, что симпатично. Бескомпромиссно, симпатичным образом.
Подъехав и остановив машину возле моего парадного, он продолжает говорить.
