Географическое растягивание названия «Русь» произошло от удобства перечисления (удобнее сказать Южная Русь, а не перечислять несколько княжеств: Чернигов, Киев, Галич, Владимир (Волынский), Переяславль, Новгород-Северский), которое оказалось удобным идеологически – назвать «какой-нибудь Русью» то, что Русью не являлось. Например, после этого можно было вместо «просто Русь» начать употреблять термины «Русь Киевская» и «Русь Московская», а это позволяло говорить о перенесении «центра», или «столицы» Руси, из Киева (это, мол, – «Южная Русь») в «Северо-Восточную Русь».
Если бы не изобрели таких понятий, то нельзя было бы объяснить, почему Московское княжество, которого еще не существовало, когда монголы брали Киев, вдруг решило «собирать русские земли». Не из накопительских соображений, а как обиженный «наследник», желающий вернуть «отчину[4]». Если у нас Русь переносится поближе к Москве, то можно прекратить вспоминать о том, что соседнее Великое княжество Литовское называлось Великое княжество Литовское, Жемайтское и Руськое. В XIV–XVI вв. Русью назывались нелитовские земли этого княжества, в т. ч. и все тот же Киев. То есть Русь со своего места никуда не «съехала». Но если мы забываем про литовско-руськое государство и пишем лишь о «Литве», то она – явный захватчик.
Зато с момента подчинения московскими князьями других зависимых от Орды княжеств можно сразу жирно обвести новообразование и написать на карте «Русское государство», хотя те, кто жил на «правильной» Руси, по понятным причинам именовали это образование всего лишь Московским государством. Однако если не написать на Москве «русское», то как же потом говорить о «воссоединении» Украины с Россией? Единой была Русь, и, соответственно, воссоединяется тоже Русь.
Но пусть новые слова не заменяют нам реалий тех времен, когда была просто Русь. Поэтому в Х – ХІІ вв. тот, кто был за пределами Среднего Поднепровья, не относил себя к непосредственно Руси. Если новгородцы или суздальцы собирались ехать в Киев, то говорили: «Еду в Русь» (примеров в летописях предостаточно), а сами они были не какие-то «русские», а новгородцы и суздальцы, смоляне и т. д. Для жителей же Руси использовался вполне понятный и логичный этноним русин, который в академических российских и советских переводах почему-то (интересно, почему?) заменяется на «русский» или «русский родом». Тогда почему аналоги – угрин, грекин – не переводятся как «венгр» или «грек»? Как тогда переводить употребляемое в XVI в. в Южной Руси слово «москвит
