Нигде ранее не обмолвившись о древнерусской народности, автор вдруг в XV в. обнаруживает «складывание великорусской народности». А раньше кто был? А затем (внимание!) «начинается отделение от нее (великорусской – К. Г.) других частей бывшей единой древнерусской народности» (с. 189). «В результате ордынских нашествий и захватов литовских, польских, венгерских правителей шло формирование украинской (малороссийской) и белорусской народностей» (с. 190). Интересны пути формирования народностей у А. Н. Сахарова. Вот великорусская, например, образуется в результате наличия «общих задач в борьбе за национальную независимость с Ордой, Литвой и другими противниками, традиций, идущих из времен домонгольской Руси, стремления к единству» (какие молодцы!), а вот украинская и белорусская – лишь вследствие «ордынских нашествий и других захватов». То есть одни – крепкие и активные, а другие – некая пассивная масса. Хотя активней боролись с «ордынскими нашествиями» отнюдь не на территориях «великорусской народности» и отнюдь не там больше всего ощущались «традиции домонгольской Руси». Вспомним, что до прихода монголов Северо-Восток даже Русью никто не называл. Интересен факт, что украинцы и белорусы отделялись от великоруссов – хотя проще было бы сказать, что древнерусская народность распалась на тех и других. А в изложении А. Н. Сахарова от всего этого веет украинским сепаратизмом и «старшим братом». Приятно, что (видимо, по просьбе редактора) автор был вынужден добавить пункт «Нерусские народы» (две страницы, с 310-й по 312-ую). Мелочь, а приятно. Нашлось им таки «достойное место» в истории России.
Ну а дальше-то что? Получил некую льготу гетман Мазепа – был упомянут в двух предложениях: как вступивший в сговор с врагом и как бежавший после Полтавы. Обошлось без «предательства». Занимательной идеи о происхождении украинского знамени от шведского уже нет. А вообще чувствуется, что национальный вопрос и всякие народности Российской империи автора мало интересуют. В истории ХІХ в. в одном только предложении упоминается польское восстание 1830–1831 гг., а о столь же кровавом восстании 1863 г., определившим осознание в Российской империи «национального вопроса», вообще ни слова. Видимо, в империи не было проблем с национальностями: они попадают в изложение лишь по случаю их присоединения, в главах, посвященных «внешней политике», после чего исчезают и во «внутренней политике» уже не обнаруживаются. Ау! Где вы, народы «многонациональной России»?
