движения, так что даже земства на Правобережье не обязательно могли бы преградить дорогу «подпольной украинизации».
Получается, что запретительные указы не удалось сделать частью эффективного наступательного ассимиляционного плана, независимо от желания авторов этих указов.
Цитированный Миллером историк Юджин Вебер подчеркивает, что все усилия французских властей – заметно более интенсивные, организованные и продолжительные, чем в России, – по насаждению французского языка не давали ощутимых результатов, пока они не оказались подкреплены такими неизбежными следствиями модернизации, как урбанизация, развитие системы дорог, рост мобильности населения. Иными словами, когда выгоды от владения французским стали очевидны и повседневно ощутимы. Если мы обратимся к украинской ситуации, то увидим справедливость этого замечания даже на материале начала XX в., когда, как считает Миллер, дело русификации украинцев по «французскому образцу» в целом было уже проиграно. Процент голосовавших за украинские списки на выборах в Учредительное собрание 1917 г. в городах был неизменно ниже, чем процент украинского населения – то есть ассимиляционные процессы работали. Однако быстрый рост городов в Российской империи начался только в последней декаде XIX в.
Таким образом, арсенал средств, которыми российское правительство могло воспользоваться в XIX в. для русификации украинцев, был ограничен из-за общей отсталости страны, запаздывания процессов модернизации и неэффективности административной системы. В свою очередь слабости административной системы предопределяли непоследовательность российской политики, которая существенно менялась в связи со сменой не только самодержцев, но и генерал-губернаторов. Это отчасти объясняется отсутствием единства взглядов на задачи, направления и средства русификаторской политики как в правящих кругах, так и в обществе в целом, что во многом было связано с запоздалым отказом императорского двора от собственно имперской логики, делавшей акцент на традиционалистской, ненационалистической легитимации царской власти.
Сама необходимость целенаправленных усилий по русификации украинцев была в России осознана лишь в середине XIX в., который, собственно, и был тем «окном возможностей», когда такая политика могла дать результат. Но правительство оказалось неспособным эффективно воспользоваться даже теми средствами, которые были ему доступны. Отсутствие единства в правящих кругах и в общественном мнении дополнял постоянно углублявшийся в XIX в. кризис в отношениях власти именно с той образованной частью собственно русского общества, сотрудничество с которой было столь необходимо для успеха любых русификаторских усилий
