— Да я… — впервые вставил слово Жаб, но цванк его резко перебил, не дав выразить мысль.
— Что ты? Не бойся, тебя есть не заставим. Мы же не совсем монстры — понимаем, что ужин был тебе другом. Но поприсутствовать придётся. Всё же вечеринка и в твою честь, ты же тоже сегодня победитель. А дело небыстрое, сырым-то его никто есть не будет. Пока освежуют, приготовят. Но и времени у нас до утра много. Где, кстати, повар?
Начальник тюрьмы огляделся по сторонам.
— Где повар?
— Здесь я, — отозвался стоявший в сторонке невысокий цванк в униформе работника пищевого блока.
— Ну, так приступай, если здесь! Пока разделаешь его, пока приготовишь ужин… Я не собираюсь здесь до утра торчать.
«Охренеть, — подумал Лёха, которому было очень неприятно, что его так спокойно называют ужином. — Как у них здесь всё продумано и распланировано. Конечно, молодцы ребята, но надо как-то валить отсюда».
— Погодите, как это съесть? — попытался он снова завязать разговор с начальником тюрьмы, чтобы ещё потянуть время. — Я понимаю — убить, но как съесть-то? Как вы докажете, что я не сбежал или что вас не подкупил, и вы меня не отпустили?
— Ноги, — спокойно ответил полковник. — И руки.
— Что «ноги и руки»?
— Твои ноги и руки, обглоданные местными крысами, — пояснил начальник. — Ты хотел сбежать и спрятался в контейнере с пищевыми отходами. Но ночью пришли крысы и съели тебя. Ты местных крыс видел? Нет? Поверь, они могут и не такое. Заодно, может, и дезинфекцию наконец-то проведут; я уже пять раз писал в управление тюрем, и никакой реакции. Теперь, когда крысы сожрут заключённого, надеюсь, дело двинется. Как говорится, совместим приятное с полезным.
— А я? — снова подал голос Жаб.
— Что ты? — переспросил полковник. — Ты победил — будешь жить. Я же уже говорил ранее.
— Я отомщу!
— Знаю. Ты это можешь. Поэтому мы с тобой сразу договоримся, что ты не будешь мстить и никому не расскажешь. Твоего слова достаточно.
— А если я обману?
— Не обманешь. Амфибосы никогда не обманывают.
— Хорошо, а если я не дам слово?
— Это другой разговор, — начальник призадумался и добавил: — Тогда мы и тебя убьём. Но тебя не съедим. Ты победитель. Тебя похоронят достойно: доктор всё оформит как несчастный случай, отправим тело домой. Но я бы на твоём месте не выкаблучивался и дал слово. Друга твоего мы всё равно съедим. Его уже не спасти. Зачем себя губить?
— Да пошёл ты! — ответил Жаб.
Амфибос извивался на стуле ужом, пытаясь или сломать его, или сорвать наручники, но браслеты были крепки, и стул, несмотря на хрупкий вид — тоже. Начальник тюрьмы нисколько не реагировал на эти попытки Жаба освободиться. Он вёл с ним беседу спокойно, будто речь шла о какой-то мелочи вроде утренней прогулки:
