Уродец уселся на бронзовую перекладину чернильницы, сбросив ногою тростниковую вставку пера, чтобы поместиться поудобнее. Затих.
Сонпольев рассматривал его лицо. Худое, серое, гладкое. Маленькие, ярко блестящие глаза. Большой рот. Оттопыренные уши, островатые сверху.
Сидел, уцепившись за перекладину руками, как обезьяна. Сонпольев спросил:
- Любезный гость, что же ты мне скажешь? И в ответ зазвучал механически-ровный, неприятно-резкий, словно ржавый голосок:
- Человек с одною головою и с одною душою, вспомни свое прошлое - свое первоначальное прошлое тех древних дней, когда ты и он жили в одном теле.
И снова смех, сверлящий слух, резкий, звонкий.
Пока еще смех звучал, гость механически перекувырнулся, стал на руки, и Сонпольев увидел, что утолщенный предмет на месте хвоста был второю головою. Она ничем не отличалась, по-видимому, от первой. Малость ли размеров была тому причиною, или в самом деле обе головы ничем не отличались - только Сонпольев не нашел никакой разницы. Руки вывернулись как на шарнирах, и стали совсем, как ноги, и первая голова потускнела и спряталась между этими руками-ногами; то, что раньше казалось ногами, так же механически повернулось и двигалось, как настоящие руки.
С удивлением смотрел Сонпольев на своего странного гостя. Гость кривлялся и плясал. И когда наконец затих, постепенно смолкая, его смех, вторая голова заговорила:- Сколько у тебя душ, сколько сознании, знаешь ли ты это? Ты гордишься дивною дифференциацией твоих органов, - вот, думаешь ты, каждый член моего тела исполняет свои, строго определенные функции. Но, глупый человек, скажи мне, чем ты сохраняешь память о своих прежних переживаниях? В той же голове теснится весь твой и прижизненный, и пожизненный опыт. Ты мудришь и хитришь над и под порогом своего жалкого сознания - но беда твоя в том, что у тебя только одна голова.
Гость залился опять своим ржаво-звонким хохотом - и на этот раз хохотал особенно долго. Хохотал, и в то же время плясал. Кувыркался. Становился кверху одним боком, на одну руку и одну ногу - если еще можно было так различать его четыре конечности, - и они опять механически вывертывались и тогда обнаруживалось, что наросты на его боках - тоже головы. И каждая в свой черед говорила и хохотала. Гримасничала. Дразнила. Сонпольев крикнул в бешенстве:
- Замолчи!
Гость плясал, кричал и хохотал.
Сонпольев думал:
"Схватить бы его, раздавить. Или ударом тяжелого пресса размозжить на месте злую гадину".
