Александр Абдулов | страница 17




Бременские музыканты & Со


Я вспомнил о том, что где-то я читал или слышал, что к актерам всегда относились как к довольно опасным безумцам. Их, допустим, даже не разрешалось хоронить на кладбищах. Актеров хоронили, как самоубийц, за оградой кладбища. Сашу похоронили на кладбище, там стоит немыслимым памятник, к которому приходят тысячи людей и дивятся на этот памятник, но, тем не менее, лучше бы ничего этого не было… А был бы просто Саша с его безумством и его длинной-длинной, я бы даже хотел вечной жизнью. Но нет, не так. И кладбище и памятник — все есть.

* * *

Про Сашу ходило множество всяческих легенд. Ну это и естественно, еще бы не ходило! Ну, во-первых, то, что он чудовищный пьяница. Во-вторых, что он жуткий развратник. А в-третьих, что он страшно, просто зверски корыстный человек. И устраивает из своего существования в кинематографе такой недостойный, алчный заработок всего, что можно и чего нельзя заработать. Как и все легенды, эта такая легендарная чушь, в которую преображается реальная жизнь реального человека. В частности, о заработках.

Саша строго разделял для себя два типа заработка, связанных с кино. Ну, во-первых, у него существовало совершенно гениальное изречение, которое я до сих пор помню и даже иногда им пользуюсь. Когда Саша очень уставал, он садился и говорил: «Боже мой, кто бы знал, как я ненавижу в жизни всего три вещи. Это кино, театр и телевидение! Ненавижу!..» Врал! Смешно и талантливо врал!

Та же самая история была с деньгами. В кино. В театре. На телевидении. Когда он верил в какую-нибудь историю, любил и уважал режиссера и любил людей, которые снимают эту картину, для него вообще не стоял вопрос денег. В какой-то из моих картин он снимался вообще бесплатно. В одной картине он просто сам для себя сочинил свою роль, и, конечно, он отказывался брать деньги за эту роль. Он говорил: «Это другое дело, я с тебя могу вычитать сценарное, но за актерскую работу я не могу, потому что это чистая моя самодеятельность». В какой-то картине он сказал: «Нет. Я не могу. Это неправильно, если я буду брать с тебя деньги, потому что это никакая не работа. Это — чистое удовольствие. А за чистое удовольствие брать деньги нехорошо и некрасиво».

* * *

Был он человеком доверчивым и очень хотел верить в то, что почти каждая работа, которую он начинает, закончится хорошо. Но в то же время он страшно и очень разочаровывался. Разочаровывался на третий, на четвертый или на пятый съемочный день. Он видел, что все его надежды абсолютно беспочвенны. Они рухнули. И тогда он становился невыносимым. Он запрашивал какие-то немыслимые, сумасшедшие гонорары в единственной надежде, чтобы его выгнали с картины. Но его никто с картины не выгонял, все говорили, что он просто ужасный человек, но что же делать, нужно ему платить бессмысленные и страшные гонорары. Но он эти деньги брал за бездарно проведенное время собственной жизни. И он был прав. Он был прав, это стоило того.