Александр Абдулов | страница 15

— Сереж! Вот у меня такая история… Вот так вот раз — и все! Можно я у тебя поживу день или два?

— Нет. Нет, Саша нет. Это абсолютно исключается, это совершенно невозможно.

— Как? Ты же мой товарищ. Почему я не могу у тебя пожить?

— Именно потому, что ты мне товарищ. Ты никак не можешь пожить. Понимаешь? Потому что здесь нету никаких условий для твоего проживания.

— Как? Мне не нужно никаких условий. Мне нужно только чувство товарищеского плеча.

— Какое у меня может быть плечо, Саша?

— Товарищеское.

— Ты два метра ростом, я метр с кепкой. Ты, во-первых, до моего товарищеского плеча и не дотянешься. Вся мебель сделана так, что она расположена для невысокого роста людей. Мне тебя и положить некуда.

— А почему я не могу лечь на этот диван?

— Во-первых, Саша, потому, что это диван Жуковского. А во-вторых ты его разломаешь. Ты два метра ростом, понимаешь? Здесь я сплю и то подтягиваю ноги.

— Ты не знаешь моих возможностей! Я сложусь ножичком.

— Даже если ты сложишься ножичком, во сне-то ты себя не контролируешь. Ты разогнешься, и диван мне вдребезги. А это диван Жуковского, Саша! Понимаешь? Диван Жуковского!

— Сереж, это удивительно нетоварищеский разговор.

— Хорошо, Саша, я тебе скажу свое страшное предположение, почему я тебе так говорю.

— Ну скажи, почему ты мне так говоришь.

— У меня такое чувство, что если ты у меня переночуешь одну или две ночи, то ты останешься месяца на два. Потому что я тебя знаю. Понимаешь?

— Почему ты именно так меня знаешь?

— Саш, потому что ты очень привязчивый.

И тогда Саша мне сказал: «Хорошо, давай попробуем. Я у тебя переночую одну ночь. И давай прекратим этот пустой разговор. Давай немножечко выпьем. По какому поводу? Без всякого повода. Повод только один — у меня день прошел, а бывает так, день пройдет, и стыдно, стыдно, так стыдно… А рюмочку выпьешь, и уже не стыдно». В итоге мы с ним выпили по рюмочке, и Саша прожил у меня… семь месяцев. Разломал мне диван в клочья, я потом собирал его у реставраторов. Все было так, как я и предполагал. Но я не знал и не предполагал одной главной вещи. Мы замечательно с ним жили, и он сформировал некий абсолютно новый быт моей жизни. Новый быт заключался в том, что пока Саша шел в недалеко от моего жилья расположенный Ленком, на репетицию, он оставлял меня за компьютером, и я писал ему сценарий «Бременских музыкантов». Потому что, возвратясь назад, он очень строго проверял меня, что я успел, а чего не успел сделать. Я ему говорил: «Саш, я не собирался писать сценарий „Бременских музыкантов“». — «Сереж, ты мне товарищ, и я очень хочу чувствовать твое товарищеское плечо. Пусть оно сейчас будет выражено в написании сценария „Бременских музыкантов“».