Но ремесленник-новатор в Маковском всё же был крепок и жив, он уверенной рукой своей чертил почти каждую экспозицию картины в новом, анти-театральном пространстве, которое русской живописи ещё только предстояло освоить. Маковский раскрывал пространство своих сцен как книгу: её верхнюю половину он держал в полу-наклоне, в тени создавая интимную перспективу – чулана, жилья, тьмы человеческой и природной. А нижнюю половину раскрытой зрителю книги-пространства открывал вертикально – так, что все живущие в пространстве вещи и люди прямо вываливались из картины на зрителя (этот приём обычному школьному зрителю более всего знаком по написанному много лет спустя после этих картин Маковского портрету актрисы Ермоловой). Наверное, это и было главным ремесленным приобретением Маковского и его многочисленных поклонников. Главным же жизненным приобретением демократа Маковского стала его демократическая и имперская начальственная карьера, которую азбучная биография рисует без необходимого в таких случаях пафоса. А он здесь уместен и обоснован. В 20 лет он получил базовое живописное образование. В 23 года получил высший классный чин для художника. В 26 – стал членом Товарищества передвижных художественных выставок, в 27 – получил классное звание академика той самой салонной Академии Художеств, против которой мужественно протестовали старшие «передвижники». В 28 – вошёл в руководство Товарищества передвижников. В 36 – начал преподавать живописцам. В 47 – был избран уже действительным членом Петербургской Академии Художеств, в 49 – стал ректором Императорской Академии Художеств, в 59 – действительным статским советником (статским генерал-майором). И всё это – ни на йоту не порывая с социальномещанским демократизмом, но лишь перемежая его исполнением августейших заказов. Иного ждать было бы странно: никакая монархия никогда не отказывалась от попечения над нуждами подданных. Никакая демократия никогда не закрывала пути к генеральскому чину для тех, кто умеет сочувствовать и изображать.
