9. Филиппины – 4п (тагалы, билаан).
10. Тробриандцы – 4п, м4.
11. Моллукские острова (Лети, Сермата) – 4п, м4.
12. Минангкабау – 4п, м4.
IV. Северная Америка
10. Дакота – 4п, м4.
11. Навахо – 4п, м4.
12. Лагуна пуэбло (керес) – м4 (данных по их мифологии у меня пока нет).
13. Хопи – 4п, M4.
V. Южная Америка
13. Бороро – м4.
14. Гуарани – 4п, м.
15. Таино – 4п, м.
16. Инки – 4п, м.
Опять-таки важно подчеркнуть, что возможность случайного независимого появления указанных признаков с таким географическим распределением я считаю примерно равной нулю. Отсюда я вынужден сделать вывод, что социумы раннего неолита Западной Азии были матрилинейны и матрилокальны. Из этого региона социальная матрица матрилинейности и матрилокальности (выше мы обозначили это сочетание как м2) распространилась по всем регионам ойкумены, где этнографы нашли матрилинейность (включая Северную и Южную Америки).
Более того, сходство тетраидных моделей и лежащей в их основе мифологии явно не тянет на независимое развитие в течение 40 000 лет. Отсюда напрашивается вывод: в палеолите матрилинейности не было.
Ясно, что данные ареального распределения элементов культуры (4п, 4+3 и М4) указывают на то, что неолитическая по происхождению М2 (матрилинейная и матрилокальная социальная матрица) не только широко распространилась по Евразии и Африке, но и проникла из Старого Света в Новый. Как? Для Южной Америки вариант «вальдивия» кратко рассмотрен в главе, посвященной символизму числа четыре. Но были и другие доколумбовы транстихоокеанские плавания.
Читатель может спросить: как относится все вышеизложенное к проникновению матрилинейности из Старого Света в Новый? А вот как. Известные статуэтки культуры Хаджилар (VI тыс. до н. э.) изображают Мать-Богиню, восседающую на леопарде с детенышем-леопардом на руках (см. Гимбутас 2006: 249). Хаттские и хеттские ритуалы 2-го тыс. до н. э. содержат архаическую форму обращения к священным деревьям: «Леопард спал с вами как наложница…» (Иванов 1992: 48). Добавим к этому, что, возможно, деревья служат здесь фаллическими образами.
Следует ли из этого, что неолитические обитатели юго-восточной Турции VI тыс. до н. э. тогда же приплыли в Мексику в штат Веракрус (да еще на тихоокеанское побережье)? Конечно же, нет. В науке нужны оригинальные идеи, а не помешательство, хотя Нильс Бор, как мы помним, и говорил о «безумии» правильных идей. Традиция ассоциации Матери-Богини с крупными кошками, собственно говоря, как и религия Матери-Богини, сохранялась в Анатолии вплоть до древнегреческого времени, пережив даже индоевропеизацию Малой Азии. Поэтому мы имеем широкий выбор средиземноморских культур, которые потенциально могли донести рассматриваемые в данной части книги мифологические сюжеты до Мезоамерики. Остается только надеяться, что будущие археологические исследования покажут, кто конкретно свершил это. Здесь отметим, что на эту роль вполне подходят представители крито-минойской культуры, которые контролировали торговлю в западной части Средиземноморья до крушения их великолепной цивилизации около 1450 г. до н. э. и завоевания Крита ахейцами (Поплинский 1978: 54–66). Ссылка на В. К. Поплинского дана, разумеется, в связи со второй частью предыдущей фразы, а уверенность в существовании доколумбовых контактов европейцев (возможно, бронзового века) с Мезоамерикой целиком на совести автора данной книги. С материалами на эту тему можно ознакомиться в другой книге (Казанков 2007: 202–225; 337–340).
