Розенталь, анализируя то, как в романе изображаются паранойя Голядкина и нависшая над ним угроза безумия, на другом уровне, исходя из содержания «Двойника» и другого раннего романа Достоевского, «Хозяйка» (1847), прослеживает влияние творческого процесса на психику самого Достоевского. Изучая его психогенез, Розенталь показывает целительное воздействие творческого процесса на Достоевского как личность. Согласно Розенталь, во время написания «Хозяйки» Достоевский находился в умственно неустойчивом состоянии и страдал от снижения творческого воображения. Розенталь полагает, что творческий кризис Достоевского отразился в страданиях его героя Ордынова. В галлюцинациях Ордынова несколько фигур отца сливаются в единый образ жестокого и злобного старика, и Розенталь узнает в этом процессе психологический механизм вытеснения. В ненависти Ордынова к фигуре отца якобы находит выражение эдипов комплекс, по мнению Розенталь, изображенный «так явно, как это редко изображается в современном художественном творчестве»[257]. Несмотря на это Розенталь не согласна с тем, что эдипов комплекс занимает ключевое место во всем творчестве Достоевского: «Мы далеки от мысли считать „Эдиповский комплекс“ определяющим для творчества Достоевского»[258]. Согласно ее интерпретации, произведения Достоевского, созданные им во время этого кризиса, представляют собой неприкрытые признания автора, в которых его творческая фантазия все сильнее погружалась в детские воспоминания как в источник вдохновения. Тем не менее Достоевский продолжал писать и со временем избавился от страданий, приписав свои страхи своим литературным героям: «Сила личных страданий заставляет искать в писании освобождения от них путем приписывания своих переживаний создаваемым героям»[259]. Тот факт, что сам Достоевский высоко ценил «Двойника», в глазах Розенталь доказывает не только то, что писатель отождествлял себя с безумным Голядкиным, но и существование психологической связи между страданиями и творчеством: «Писателю бессознательно особенно дорого то, что вложено от собственной души, что написано „кровью“»[260].
Идея Розенталь о терапевтическом эффекте творчества, выражающемся в проекции страданий на литературных персонажей, была в то время новым словом в психоанализе. Среди тех работ, на которые ссылается Розенталь, мы можем выделить два основных направления, оказавши[ на нее влияние: русскую литературную критику, принадлежащую перу самых разных авторов, таких как Д.С. Мережковский, Л. Шестов, А.Л. Волынский, В.Ф. Переверзев, и восприятие Достоевского психиатрами-реформаторами, в число которых входят Н.Н. Баженов, Т. Сегалов, Д.А. Аменицкий. В частности, идея Розенталь о страданиях как об источнике креативности восходит к восприятию Достоевского русскими символистами и психиатрами.
