— Ах, ты опять бранишься, слова не даешь сказать! Ну, погоди же, придет время еще почище, бог поможет обломать твое упрямство, — угрожающе говорила теща.
— Если у тебя лучшего бога нет, чем тот, что тебе, злюке, помогает, — тогда, значит, у тебя и бога нет, как и крыши над головой. Твой бог сгорел вместе с твоим сердцем и старым тряпьем, — ответил Каарель.
Эти слова сильно задели старуху, считавшую себя весьма благочестивой. Поэтому она предложила старику и дочери уйти и оставить Каареля одного. Но послушался ее только старик, Тийна осталась с мужем.
— Вот мы и опять вдвоем, — сказал Каарель после ухода стариков, подсаживаясь поближе к Тийне.
— С ребенком — втроем, — поправила она, вытирая глаза.
— Ты не озябла? Боже мой, совсем раздета, у меня хоть пиджачишко на плечах.
— Я не озябла — жарко от углей, — отвечала Тийна.
— Одежонка кое-какая у нас осталась, что я повыбрасывал из окна.
Каарель пошел к куче тряпок, которые он успел выбросить из дома, отыскал там две пары латаных брюк, жилетку, полотенце, одеяло, две-три пары чулок, свое старое серое пальтишко и еще несколько ничего не стоящих вещей. Пиджак он накинул на Тийну, в одеяло закутали ребенка. Мужнин пиджак еще острее напомнил Тийне всю глубину ее несчастья, и она опять залилась слезами.
Каарель беспомощно стоял подле нее, повторяя время от времени:
— Тийна, да не плачь! — У него самого щемило сердце, когда он глядел на жену и ребенка. Ему хотелось их утешить, однако он смог только сказать:
— Погреемся у огня еще немного, хоть какая-нибудь польза от него будет. А потом пойдем в Тынни. Надо поглядеть, где скотина, сколько ее уцелело. А как же с мальчонкой? Бедняга! Какой веселый всегда был, когда шел со стадом, только и слышно песни да гиканье.
— Несчастная мать! — всхлипывала Тийна. — Один он у нее был. И хоть бы просто умер, а то сгорел!
Ветер все крепчал, гоня над погорельцами дождевые тучи. Воронье, взлетая с поля, каркало, кружилось над чадящим пожарищем. Потом птицы опять вернулись к скирдам и принялись преспокойно наполнять свои зобы.
— Пойдем, что ли? — спросил Каарель. — Долго ли нам здесь мерзнуть?
— Господи, куда же нам идти, где теперь жить? По чужим углам? Что мы плохого сделали, за что нам такое наказание? — проговорила Тийна и громко зарыдала. Ветер трепал ее густые волосы, кидая пряди ей в глаза: волосы прилипали к мокрому лицу, и по ним струились слезы.
— Пойдем, не оставаться же нам здесь.
В эту минуту они увидели на дороге троих соседей, тащивших кое-что из платья: тынниские хозяева явились звать погорельцев к себе.
