печальный арлекин в чумном пиру русского апокалипсиса, когда-нибудь ты небрежно отольешь его неутолимую ностальгию всего в четырех — но каких — строках: «Я б вас повел с собой в свой старый дом (шарманщики, петрушка — что за чудо!), но как припомню долгий путь оттуда: не надо, нет, мы лучше не пойдем…»
Господи, если бы я еще сохранил способность плакать!
5
«Пистолет» смотрел на Влада в упор, как бы внимательно изучая его или к нему присматриваясь. Влад не испытывал страха, скорее наоборот, ему было даже немножко весело: он никак не мог взять в толк, почему директора школы окрестили именно этой кличкой? Директор был прям, тощ, броваст, с острым, выдвинутым вперед подбородком: образцовый восклицательный знак в перевернутом виде.
— Значит, ты и есть Владик Самсонов? — Он встал к нему в профиль и тут же ссутулился, отчего сразу сделался похож на огромный рыболовный крючок, поставленный на попа. — Что молчишь?
— Я…
— Так. — Директор быстро взглянул на него, словно удостоверяясь, здесь он еще или нет, и снова отвернулся, вперяясь в стену перед собой.
— Я… Не знаю…
— Зато я знаю. — Он всё так же глядел в стену. — Много себе позволяешь, Самсонов. — Казалось, что директор разговаривает с кем-то там, за стеной. — Я бы на твоем месте старался держаться поскромнее. Да, да, Самсонов, вот именно. — Он круто развернулся и, выйдя из-за стола, пошел прямо на Влада. — Надеюсь, ты меня понимаешь?
О да, Влад, разумеется, понимал. Он слишком рано и слишком многое выучился понимать. Еще задолго до того, как Влад перешагнул школьный порог, бдительное общество позаботилось о том, чтобы он не забывался и знал свое место. Присказка о яблоке, которое недалеко падает от яблони, даже снилась ему по ночам: отец в виде развесистой антоновки и он — Влад — у отцовских ног, наподобие крохотного дичка. Небольшой, но горький опыт научил его осторожно лавировать между предательскими рифами молчаливого сочувствия и открытой враждебностью. Болезненно, острым чутьем затравленной зверюшки он улавливал, что единственное его спасение в том, чтобы делать вид, будто ничего не происходит: всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо как никогда! Поэтому и сейчас в нем мгновенно сработала обычная в таких случаях уклончивая осторожность:
— Да… Да… Не знаю.
— А мне докладывали, что ты способный. — «Пистолет» придвинулся к нему почти вплотную, брови его грозно спикировали на Влада. — Схватываешь всё на лету. У тебя, говорят, прекрасная память, не правда ли?
