— Что ж, Самсонов, я верю в тебя. — Директор явно сопереживал с ним его состояние. — Скоро тебе в пионеры.
— Да. — Если бы в эту минуту тот потребовал от него выпрыгнуть в окно с пятого этажа, он ринулся бы вниз не задумываясь. Спазмы самоотречения сжимали ему горло. — Я готов.
— Но до этого ты должен показать себя, Самсонов. Это твой долг, твой первый, так сказать, вступительный взнос.
— Я постараюсь…
Конечно, постарается! Нет отныне на земле таких крепостей, которые были бы ему не по плечу. Наш паровоз, вперед лети! Пробил его час. Теперь он покажет себя!
Случай представился уже на следующий день. На большой переменке сосед Влада по парте Мишка Рабинов, оглядевшись по сторонам и убедившись, что класс пуст, склонился к его уху:
— Что такое эсэсэсэр, знаешь?
— А что? — ожидая подвоха, насторожился Влад.
— Эх ты, колхоз!
— Сам ты…
— Я тебе как другу, а ты…
— Ладно, говори.
— Селедка Стоит Сто Рублей, понял! — Эс эс эс эр…
Лови свое счастье, Самсонов, оно само плывет к тебе в руки! У Влада победно застучало в висках: судьба выбрасывала ему карту удачи, шанс, который может не повториться. Мишка и раньше вызывал в нем некоторое раздражение своей заносчивостью и успехами в самодеятельности: считался лучшим запевалой в школе. К тому же у всех, как у людей, портреты врагов народа в учебнике истории были старательно замазаны чернилами или по крайней мере красовались с выколотыми глазами, а у него нет. Он говорил, правда, что не хочет портить учебник, а на самом деле — кто его знает…
— Сам придумал? — осторожно подтолкнул его Влад. — Слабо самому!
— Ребята во дворе говорили, а что?
— Ничего… так…
От него не ускользнула, Миша, сумеречная зарница страха в твоих глазах, но она только воодушевила его: значит, он не ошибся, значит, пришла пора проявить свою верность Общему Делу и Единой Цели. Где ты, Миша, теперь, ему неизвестно, но тебе. следует знать своего первого стукача.
После уроков Влад долго дежурил у школы, ожидая выхода классной руководительницы Ираиды Владимировны, и когда, наконец, она, сияя персиковой молодостью, появилась на пороге, он устремился к ней, как новообращенный к боготворимой жрице. Сначала учительница не поняла Маленького Энтузиаста Большого Дела, его сбивчивый рассказ с трудом пробивался сквозь звонкий гул торжествующей в ней молодости, но едва смысл сообщения дошел до нее, она растерянно заморгала ресницами и густо покраснела:
— Но ведь он твой товарищ, Владик!
— А если он так сказал?
