Вдруг что-то вокруг зашуршало, завизжало тоненькими голосками, завозилось. От перекрестка во все стороны мелкой пылью помчались несметные полчища серой нежити и нечисти. Бегство их было так стремительно, что всякую живую, не твердую душу они увлекли бы за собою. И уже видно было, как бегут в их толпе жалкие души маленьких людей. Кирша зашептал пугливо:
- Скорее, скорее в круг! Они увлекут нас, если мы не зачертимся.
Триродов тихо позвал:
- Приди, приди, тихий мальчик, очерти нас своею ночною палочкою.
Белея сквозь легкий белый туман, приблизился тихий Гриша. Он стал перед Триродовым, протягивая ему тонкий жезл, длинный, серебристо-белый, и тихою улыбался улыбкою. Триродов сказал:
- Вот этим жезлом и очертимся.
И взял жезл из Гришиных рук. Гриша стал рядом с ними, спокойный, белый в свете полной луны, совсем неподвижный, точно бездыханный, точно ангел на страже. Чертя жезлом тонкий прах Навьей тропы, Триродов вел круг. Гриша шептал:
- Черта в черту, эта в ту, сомкнись мой круг. Вражья сила обступила мой круг. Смотрит, нет ли перерыва, нет ли перелома, - заберется живо, будет в круг дома. Мой круг, не разрывайся под навьею пятою. Вражья сила, оставайся за чертою.
Едва успели очертиться волшебною чертою, - и уже началось прохождение мертвецов по Навьей тропе. Мертвая толпа шла к городу, повинуясь чьему-то злому заклятию. Выходцы из могил шли в ночной тишине, и следы по дороге за ними ложились, легкие, странные, едва различимые. Слышались тихие речи, мертвые слова. В прохождении мертвых нельзя было заметить никакого определенного порядка. Они шли, как попало. Голоса сливались сначала в общий гул, и только потом, прислушавшись, можно было различить отдельные слова и целые фразы.
- Будь сам хорош, это главное.
- Помилуйте, это - такой разврат, безнравственность.
- Сыт, одет, обут, - чего же больше!
- Грехов у меня немного.
- Так им и надо. Не целоваться же с ними.
Все проходившие сначала сливались в одну мглисто-серую толпу. Потом, присмотревшись, можно было различить и отдаленных мертвецов.
Шея дворянин в фуражке с красным околышем, и говорил спокойно и отчетливо:
-- Священное право собственности должно быть неприкосновенно. Мы и наши предки строили русскую землю.
Рядом с ним шел другой такой же, и говорил:
- Мой девиз - самодержавие, православие и народность. Мой символ веры спасительная крепкая власть.
Поп в черной ризе махал кадилом, и кричал тенорком:
- Всякая душа властям предержащим да повинуется. Рука дающего не оскудеет.
