Скоро сюда же пришла и Елена. Она стояла на берегу, и молча смотрела на воду. Почему-то ей было грустно, и хотелось плакать.
Вода в реке тихо и успокоение плескалась. Гладкая была вся поверхность, - так и шла.
Елисавета с легким неудовольствием глянула на Щемилова.
- Зачем вы так резки, Алексей? - сказала она.
- А вам не нравится, товарищ? - ответил вопросом Щемилов.
-- Нет, не нравится, - решительно и просто сказала Елисавета.
Щемилов помолчал, призадумался, сказал:
- Слишком широкая бездна между нами и вашим братом. И даже между нами и вашим отцом. Трудно сговориться. Их интерес, - вы же это хорошо понимаете, лепить пирамиду из людей; наш интерес - пирамиду эту самую по земле ровным слоем рассыпать. Так-то, товарищ Елизавета.
Елисавета досадливо поправила:
-- Елисавета. Сколько уже раз я вам говорила.
Щемилов усмехнулся.
- Барские затеи, товарищ Елисавета. А впрочем, в этом ваша воля, - хоть и трудненько выговаривать. По-нашему Лизaвета.
Кирилл жаловался на свои неудачи, на полицейских, на сыщиков, на патриотов. Нудные были жалобы, старые, скучные. Был арестован, лишился работы. Видно, намучился. Голодный блеск дрожал в глазах. Кирилл жаловался:
-- От полиции пришлось-таки мне потерпеть. Да и свои...
Помолчал угрюмо, и продолжал:
- У нас на заводе на каждом шагу обращение самое унизительное. Одни обыски чего стоят.
Опять помолчал. Опять жаловался:
- В душу залезают. Частный разговор... Ни перед чем не останавливаются.
Он говорил про голодовку, про больную старуху. Все это было очень трогательно, но от частого повторения казалось истертым, и жалость была словно вытоптана, а сам Кирилл казался материалом, тем человеком толпы, настроение которого должно быть использовано в интересах политического момента.
Щемилов сказал:
- Черносотенцы организуются. Очень этим господин Жербенев занят, - наш истинно-русский человек.
- И Кербах с ним, тоже патриот, - сказал Кирилл.
- Самый вредный человек в нашем городe - Жербенев. Вот гадина опасная, - презрительно сказал Щемилов.
-- Я его убью, - пылко сказал Кирилл.
Елисавета сказала:
- Чтобы убить человека, надо верить, что один человек существенно лучше или хуже другого, отличается от него не случайно, не социально, а мистически. То есть убийство утверждает неравенство.
Щемилов сказал:
- Мы к вам, Елисавета, отчасти и по делу.
- Говорите, какое дело, - спокойно сказала Елисавета.
- На днях приедут из Рубани товарищи, поговорить, и все такое, говорил Щемилов. - Да это вы уже знаете.
