и
субстанции. Следует, далее, заметить, что когда мы даже не образуем подобной фикции, наша склонность к смешению тождества и отношения так велика, что мы готовы воображать кроме отношения между частями еще нечто неизвестное и таинственное, связывающее последние»
>[10]. Юм мог бы из могилы разнести в пух и прах многие современные концепции сознания, сформулированные в таком ключе.
Но он не дает спуску и Декарту с его res cogitans, или «вещью, которая мыслит». Юм протестует против трактовки разума как думающей вещи. Для него разум – скорее сцена, где дает представление мозг: «Дух – нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия; они проходят, возвращаются, исчезают и смешиваются друг с другом в бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях»>[11]. Юм не допускает перехода разнообразия опыта в нечто единое, в цельный субъект. По его логике, прибегая к самоисследованию (интроспекции), мы можем уловить о себе лишь комплекс ощущений и идей. Разум, который их создает, нам никогда не ухватить. Согласно Юму, «я» – это упаковка восприятий без упаковщика и без реальной, постоянной и неизменной сущности. Если нет фундамента в виде «я», идея субстанциального дуализма ошибочна.
Мы оставляем в XVIII веке одного из величайших философов в истории, неодобрительно поглядывающего на Декарта и Локка, и идем дальше. Хотя и Юм, впрочем, тоже упустил из виду кое-что важное – наш богатый внутренний мир, который влияет на наше поведение. Подсознательный разум, бдительный контролер, подобен тайному агенту в вашем доме. Эта вроде бы сверхъестественная сила на самом деле представляет собой процесс в нервной системе, происходящий ниже уровня сознательного восприятия.
Германия и рождение бессознательного
Пришла очередь немцев сказать свое слово, и они подняли тему бессознательных ментальных процессов. «Ибо дух времени всегда подобен резкому восточному ветру, насквозь все пронизывающему и на всем оставляющему свой след. Дела, мысли, писания, музыка и живопись, процветание того или другого искусства – все бывает отмечено его печатью»>[12], – писал, в частности, Артур Шопенгауэр.
Для нашего расследования важно, что в начале XIX века этот резкий восточный ветер дул из Германии, а именно – из уст Артура Шопенгауэра. Шопенгауэр бросил вызов Декарту, полагавшему, что разум полностью открыт и ничто не ускользает от сознательного анализа. В своей философии Шопенгауэр делал акцент на мотивации каждого отдельно взятого человека. По его мнению, людьми руководят не самые благовидные мотивы – человек следует не разуму, а собственной воле, хотя иногда решительно это отрицает. В книге «Мир как воля и представление», опубликованной в 1818 году, Шопенгауэр пришел к заключению, что «человек может делать то, что хочет, но не может пожелать, чего ему хотеть». В сущности, мало того что воля – то есть наши подсознательные мотивы – рулит, так еще и сознательный интеллект этого не понимает. Шопенгауэр пояснил свой тезис, сравнив волю со слепым, но сильным существом, а разум – со зрячим, но увечным: «В действительности же самым удачным будет сравнение взаимного отношения воли и интеллекта с мощным слепцом, который несет на своих плечах зрячего паралитика»
