Нагота | страница 37



Однако влияние, каковое процессы биологической и биометрической идентификации оказывают на формирование субъекта, особенно губительно потому, что оно может остаться незамеченным. Какая идентичность может сформироваться из чисто биологических показателей? Уж точно не личностная идентичность, основывающаяся на признании со стороны других членов социальной группы, но вместе с тем и на способности индивида носить общественную маску и при этом не сливаться с ней целиком и полностью. Если отныне моя идентичность определяется в конечном итоге биологическими данными, которые никоим образом не зависят от моих желаний и на которые я никак не могу повлиять, то формирование таких вещей, как личностная этика, кажется весьма затруднительным. В какие взаимоотношения могу я вступить со своими отпечатками пальцев или генетическим кодом? Как могу я принять их и в то же время отстраниться от них? Новая идентичность – это идентичность без личности; пространство этики, которое мы привыкли учитывать, теряет в ней всякий смысл и подлежит полному переосмыслению. А до тех пор, пока этого не произойдёт, вполне ожидаемо всеобщее крушение личных этических принципов, на коих веками держалась западная этика.

Низведение человека до нагой жизни – это на сегодня до такой степени свершившийся факт, что он стал основой идентичности, которую государство признаёт за своими гражданами. Как у узника Освенцима не было ни имени, ни национальности, а был лишь номер, вытатуированный на руке, так и у современного гражданина, затерявшегося в безликой массе и приравненного к потенциальному преступнику, остались лишь определяющие его биометрические данные и в конечном счёте – некое подобие древнего рока, ставшего только ещё более туманным и непостижимым, а именно – его ДНК. И всё же, если человек способен бесконечно выживать в человеческом, если за пределами бесчеловечности всегда существует человечность, то и этика должна быть возможной даже на той последней постисторической границе, где западное человечество будто застопорилось, ликуя и одновременно ужасаясь. По сути, как и любой другой метод, биометрическая идентификация отражает более или менее невысказанное стремление к счастью. В данном случае это – желание освободиться от груза личности, от ответственности, как нравственной, так и юридической, которую та порождает. Личность (в трагическом, равно как и в комическом одеянии) также несёт в себе вину, и связанная с ней этика неизбежно аскетична, поскольку она строится на расколе (между индивидом и его маской, между этической и юридической личностью). Этому расколу новая идентичность без личности противопоставляет иллюзию не единства, а бесконечного множества масок. В то мгновение, когда индивида приковывают к чисто биологической и асоциальной идентичности, ему позволяют примерить в Интернете все маски и все возможные вторые и третьи жизни, ни одна из которых на самом деле принадлежать ему не будет. К этому прибавляется задорное и почти дерзкое удовольствие от признания со стороны машины, получаемое без того эмоционального бремени, что неотделимо от признания со стороны другого человека. Чем больше житель мегаполиса теряет близкую связь с окружающими, чем больше он утрачивает способность смотреть себе подобным в глаза, тем больше его утешает виртуальная близость с прибором, умеющим так проникновенно рассматривать его сетчатку. Чем больше он теряет всякую идентичность и принадлежность к действительности, тем больше морального удовлетворения ему приносит признание Великой машины во всех её бесконечных, тщательно продуманных ипостасях: от вращающихся турникетов при входе в метро до банкомата, от камеры, доброжелательно наблюдающей за тем, как он переступает порог банка или идёт по улице, до устройства, открывающего дверь в его гараж, – и, наконец, вплоть до этого обязательного удостоверения личности, которое всегда и везде неизбежно будет опознавать в нём того, кем он является. Я существую, если Машина узнаёт или хотя бы видит меня; я живу, если Машина, которая не знает ни сна, ни бодрствования, но которая вечно бдит, гарантирует мне жизнь; меня не забыли, если в Великой памяти сохранены мои численные и цифровые параметры.