Я Распутинъ. Книга 2 | страница 53



Эндеции? Ну конечно же! Вот сразу все ясно стало! Видимо, выражение скепсиса на моей роже не спрятала даже бородища и мне объяснили, что эндеция это сокращенное наименование национально-демократической партии, а эндеки – ее члены, ну как эсеры или эсдеки. И что этих самых эндеков в последней Думе было что-то около сорока человек. А раз так – то обязательно надо встречаться.

Через полчаса мы усаживались за столы в ресторации на Маршалковской, еще через минут пятнадцать прибыли эндеки. Роман Дмовский – невысокий, с гладко зачесанными волосами и Ян Поплавский, вылитый доктор Чехов – усы, бородка, пенсне.

После суеты с заказом Дмовский сразу взял быка за рога и начал с представления партии.

– Мы, эндеки, стоим за сотрудничество с русской короной, но не встречаем понимания со стороны русской бюрократии. В основном, из-за нашего стремления к развитию языка польского.

Обычное дело – столкновение государственного с национальным. На этих граблях Российская империя топталась старательно, то отпуская вожжи, то вновь начиная русификацию. Причем не только в Польше.

– Мы отбросили идеи утопизма и социализма и поддерживали власть в ходе событий последних лет. Сейчас мы желаем большей автономии культурной и политичной, но после роспуска Думы наши позиции в следующей каденции будут слабее.

Ага, вот в чем дело, союзников ищут. Но почему бы и нет, надо только кое-что уточнить.

– Поддерживали это хорошо, – я огладил бороду, – так понимаю, вы против бомбистов и прочих смутьянов?

– Так, пан Григорий, так. Мы предпочитаем прагматизм политичный, развитие хозяйства и образования народовего.

– Коли так, то нам по пути. Тоже думаю, что деток нужно учить родному языку. И русскому обязательно.

Дмовский склонил голову, то же сделал и Поплавский, но скривился и потер горло. Он вообще говорил с хрипотцой, наверное, простужен.

– Еще у нас есть Национальный рабочий союз, чтобы рабочие не подпадали под влияние социалистов радикальных.

– Тоже доброе дело. Мы, небесники, заняты почти тем же.

– Да, про ваши колонии и общины наслышан. И про веротерпимость.

Я важно покивал, черпнул ложку заказанного barszcz czerwony и обломался – несмотря на знакомое название, подкисленная красная жидкость борщом не была. «Это знак тебе, Григорий» – пафосно подумал я, – «поляки не всегда то, чем кажутся». Впрочем, с добавлением в жидкость поданных отдельно вареничков-«ушек» суп оказался вполне съедобен.

* * *

Пригороды Лодзи встретили нас лесом фабричных труб. «Польский Манчестер» дымил на всю Европу и часть Азии, куда расходились здешние ситцы и сукна. Пролетарский город, неслучайно самые мощные выступления два года назад как раз тут происходили. Именно здесь я не разумом понял, а просто «почуял» – нельзя отдавать Польшу. Большой промышленный регион, от которого экономике империи много пользы, без польского угля на одном Донбассе ой как трудно будет. Все эти разговоры про самоопределение, «пусть поляки валят на все четыре стороны», ну и классическое ельцинское «берите суверенитета сколько унесете» (а тут такие мысли тоже бродят в головах интеллигенции) – это разговоры для «бедных». В первую очередь «бедных» мозгами. «Отпустив» Польшу мы потеряем огромный промышленный потенциал, который тут же начнет работать на врагов. А друзей мы тут не получим. Ни при каком раскладе. Куда не целуй поляков – везде задница. Уже через пару лет никто не оценит дарованную свободу, будь такая предоставлена. И буфером между нами и Европой эта страна не станет – тут же начнут предлагать немцам и Ко «освободительный» поход на восток.