в дымы ушла,
в коренья.
О, если б вдруг восстать могла она
И сдвинуться
к началу
преступленья
Со всех морей,
концлагерей,
земель
Разноплеменным
фронтом
поранжирным!
Германия —
Той бури колыбель, —
Она бы стала кладбищем всемирным.
Страной могил.
Но мертвым не дано
Такого чуда
И такого права.
Летит Земля!
И с нею заодно
И облака,
И города,
И травы.
Ночная тень смещается.
В морях
Потоки рек встречаются
пространных.
Смещаются и стрелки на часах,
На башенных часах
И на карманных.
Свинцовая луна
Стоит над ней в холодном карауле.
Горят огни.
Струится тишина.
И пули!
Пули!
Маленькие пули
Лежат в земле
И пролежат века
Уже бессильно,
слепо,
безголосо,
Там, где на цель их бросила рука,
На рубежах кровавого покоса —
У стен Дюнкерка,
У днепровских вод,
В песках ливийских,
В придунайском иле…
Истлели те, кого они убили.
А их — свинцовых —
Тленье не берет.
Их миллиарды, маленьких!
Они
В коре деревьев,
В пахоте
И дерне,
Еще из первой мировой войны.
Их сок обходит.
Сторонятся корни.
Под Калачом,
Уйдя в ночную глубь,
Бессонный трактор залежь
поднимает,
И пуля,
Словно камешек на зуб,
На острие стальное попадает.
И, повернувшись медленно,
Опять
Ложится в землю,
Как зерно ложится…
Встает под Курском мать:
К ней сын явился!
Кубики в петлицах.
А на плечах — какая радость! —
Внук!
Она к нему протягивает руку,
Включает свет — и никого вокруг.
Стоит одна.
Ни шороха,
Ни звука.
Дверь — на крючке.
Стена.
А на стене
Смеется молча парень в гимнастерке…
А там,
На оборотной стороне
Большой Земли,
В полуденном Нью-Йорке,
Заныла рана старая.
Шофер,
Зубами скрипнув,
Отвернул с Бродвея
И застонал…
А пуля до сих пор
Лежит в Европе,
Медленно ржавея.
С нее и червь
Не сточит чешую,
Не разгрызет
И мышка полевая.
Она лежит, прекрасно сохраняя
Ручную обтекаемость свою.
Сойдут снега —
Она
Не прорастет.
Пройдут дожди —
Она
Не разветвится.
Уже давно
Над Рейном ночь плывет.
И Хорст уснул.
Ему прекрасно спится.
Закапал дождь.
И грянула гроза,
Хлестнув по окнам
Громовым раскатом.
Хорст разомкнул смятенные глаза:
Война?!
Ах, да! Она была когда-то…
Вина?
Постой…
А в чем его вина?
Судить о прошлом —
не его забота.
Дышала рядом теплая жена.
