А третьим шел Угорин,
Ну тот Угорин, дочка у кого
Красивая.
Пройдет, как усмехнется,
Как настоит на чем-то на своем —
И колокольчик вдруг да
оборвется
На том
старинном
тракте
почтовом
И долго будет,
жалуясь,
катиться
Из вьюжного
Былого далека
К тебе,
К тебе,
Пока не растворится
В крови твоей,
Не выльется пока
В три ручейка, натянутых колками,
Серебряно звенящих под рукой
Всей той,
Ямской,
Поверстанной с веками,
И всей твоей
Неопытной тоской.
Тоской полей,
Тоской ночных проселков,
Что развели кого-то, не свели…
А тут еще во поле —
Перепелки,
А тут еще в лугах —
Коростели,
Да соловьи в яружке тальниковой,
Да кочета —
В три боя,
В три волны…
Вот от всего от этого-такого
И — бог ты мой! —
Конечно ж, от луны,
От ясных звезд,
От яркой той, Полярной,
Что кажет путь блуждающей душе,
Ты застрадал, выстрадываясь в парня,
На том,
На переломном рубеже
Судьбы своей.
Уж так страдал,
Уж вот как
Выстрадывал во бархатах ночей,
Что просыпались за́ полночь молодки
И к муженькам ласкались горячей.
Страдал навзрыд
От нежности великой:
Авось услышит,
Сжалится авось.
Уж не с того ль в обнимку с повиликой
На горизонте вздрагивал овес?
Уж не с того ли ягодкой багровой
Неслась к тебе поклонная звезда?
Но чтоб она? Чтоб краля та?
Да что вы!
