…Днем пригревало. Снег подтаял, сделался ноздреватым, покрылся сверху хрусткой прозрачной корочкой. Она обламывалась сама собой, а кое-где даже скопилась вода. К концу дня все замерзло.
Небольшой человечек в маскхалате перевалил через бруствер и скрылся в сумерках. Это был Федя Зайченко, обвешанный смертоносным грузом. Двигался он как-то боком, неуклюже, оттого что мешала ноша. Кристаллики льда дробились под коленками. Руки и ноги цепенели. Немного передохнув, Федя поднялся со смерзшегося комками снега и только шагнул, как поблизости ударил пулемет, застрекотал.
Зайченко прижался к земле. Хоть колючая, скользкая, а все опора. Слиться с ней воедино, чтобы не обнаружил враг. От одного предположения, что его заметили, Федю бросило в жар. Жутковато стало. Но он представил, как укоризненно смотрит на него командир полка Насонов, а друзья усмехаются: «Эх, Зайчонок, Зайчонок…» — и тут же встрепенулся.
«Что это я? — забеспокоился Федя Зайченко. — Неужто и в самом деле у меня душа заячья?» И пополз вперед, не прислушиваясь больше к трескотне пулемета. Свернул на тропку, присел под деревом. «Ну вот я и в тылу», — вздохнул он с облегчением, словно тыл был наш, а не вражеский. Самое опасное только начиналось.
Федя спрятал маскхалат в сумку и, теперь уже не таясь, зашагал к поселку, который виднелся вдали. Если встретятся немцы, скажет, что местный житель, может, и отвяжутся. Он нарочно успокаивал себя. Ведь в случае чего груз сразу бы выдал его…
Перед поселком кустарник, а там кто-то бродит — ветки трещат. Насторожился Федя. И тут прямо на него вышла девчушка. Вся в тряпье. Сушняк собирает.
Уставились они друг на друга и так стояли некоторое время, не двигаясь. Потом лицо девчушки осветилось улыбкой. Уж как она признала в нем советского воина, одной ей ведомо, только хитро посмотрела на его телогрейку и махнула залатанной варежкой в сторону передовой.
— Ты оттуда ведь? — вытянула из кармана кусок пресной лепешки, доверчиво протянула. — На, сама пекла. Пойдем в хату, обогреемся.
Он молчал. Ей, видно, довольно было того, что она говорила за двоих. Задавала вопросы и сама отвечала на них, да с такой чисто женской заботливостью, будто не девочка-подросток, а умудренная жизненным опытом хозяйка.
— Чаю горячего попить хочешь? Хочешь. Немцев туточки нема, ты не сомневайся. Продрог ведь? Конечно, нос вон красный… Немцы-то все, слава богу, в городе.
Он пошел за ней.
— Светлана, ты с кем там? — выглянула из хаты женщина.
