Холод пронизывал до костей. Пока передние поднимались в теплушку, я успел в один присест проглотить бурду, не разбирая даже, из чего она сварена. Похоже — мерзлая свекла, скользкая, приторно-сладкая. Но любой из нас с удовольствием опорожнил бы еще пару котелков.
— Вот так суп по-немецки, — говорил Качурин, вымазывая пальцами остаток на дне. — С голодухи прямо-таки божественное блюдо.
— Помои, — гневно перебил Володька, — у нас дома свиней кормят лучше.
За оградой, в двадцати-тридцати метрах от поезда, как и на Симферопольском вокзале, собралась толпа. К нам никого не подпускали. Пока дверь была открыта и охранник отошел в сторону, Виктор-моряк перебрасывался словами с рабочим-железнодорожником.
— Возьмите на память, — предложил он собеседнику и, не раздумывая, прямо на морозе стащил с себя новенькую тельняшку.
— В чем дело? — удивились мы.
— Полундра! — хитро подмигнул Виктор. — Идет обмен товара на продукты. Этот потомок запорожских казаков притащит нам жратву. Буду спасать вас от дистрофии.
Часовой прикрикнул на рабочего, но тот все же успел схватить тельняшку и быстро удалился.
Остаток дня мы провели в томительном ожидании. Поезд стоял. Мимо, лязгая буферами, спешили на восток немецкие эшелоны. Везли солдат, танки, орудия, автомашины, горы ящиков с боеприпасами.
Они — на восток! Мы — на запад! Мы, которые давали клятву, что никогда не отдадим врагу пяди своей земли, беспомощно взирали, как упитанные, хорошо экипированные гитлеровцы орали песни, грозили нам кулаками, корчили рожи.
Лица у людей стали, как небо в грозу. Высокий, седой полковник не сдержал слез. Заремба буквально окаменел, лишь желваки двигались на скулах. Володька ругался, как мог. Качурин уткнулся лицом в стенку вагона, чтобы ничего не видеть.
Когда эшелоны промчались, стало как-то-необычно тихо. Виктор нервничал, все поглядывал через щели на перрон. Послышалась перебранка. Это к вагону, вопреки запрету охранника, подошли двое рабочих. Виктор опустил в окно пояс и выудил сверток.
— Молодцы, запорожцы, не подвели-таки! — радостно воскликнул он. — Пышка еще теплая, прямо из печки.
Разделить драгоценный подарок поручили майору Зарембе. Первый кусок — Виктору. Ведь это благодаря его жертве мы получили подкрепление. Началось обсуждение: почему рабочие решили взять у моряка тельняшку, разве не могли они дать нам хлеб так, даром? Ведь и они, и мы — свои, советские…
— Понимать надо, — разъяснял Виктор. — Принцип частной собственности. Немцы разрешают только обмен, другая помощь пленным строго запрещена.
