«Здесь механизированное приготовление обедов, — писала в те годы печать. — Даже хлеб доставляется с кооперативного хлебозавода. Машины моют, чистят, режут, варят паром. Пальмы, свет, чистота, здесь нельзя курить. Отсюда в больших термосах развозят грузовики обеды по фабрикам…»
Предполагалось, что фабрика-кухня будет ежедневно отпускать шесть тысяч обедов. Фактически к 1930 году готовилось 25 тысяч. Пришлось сделать пристройку. Но и этого оказалось мало. Поэтому 1 мая 1930 года в Посаде была заложена и в 1933 году открыта вторая фабрика-кухня.
По ряду причин этот опыт в те годы, однако, не нашел продолжения. Здание фабрики-кухни на Крутицкой передали под библиотеку.
Если мы направимся по улице далее, то увидим в окружении деревьев еще одно здание, построенное в те годы, — областной противотуберкулезный диспансер. Как известно, в старом Иваново-Вознесенске туберкулез был подлинным бичом рабочих-текстильщиков. Изнурительный труд в пыли и духоте, отсутствие вентиляции неумолимо вели к болезни и сводили рабочего в могилу в тридцать — сорок лет.
Одной из мер борьбы с этим социальным злом и явилось открытие диспансера (1928 год). Здесь лечились и взрослые, и дети. По своему оснащению он был лучшим медицинским учреждением подобного рода в СССР.
«Удинские номера»
Как раз возле диспансера улица делает крутой поворот и одновременно резко расширяется, образуя неправильной формы площадь. Она и официально, в течение пяти с лишним десятилетий, именовалась Удинской площадью и утратила свое значение только после постройки лечебного учреждения.
Свое название площадь получила в 1872 году по фамилии купцов Удиных. В середине прошлого века они владели довольно крупной ситценабивной фабрикой, кирпичные корпуса которой находились поблизости. Потом Удины разорились, что в старом Иванове было явлением довольно обыденным. Фабричные здания долго пустовали, что тоже никого не удивляло.
Обо всем этом, конечно, не стоило бы и вспоминать, если бы не одно немаловажное обстоятельство. В 1876 году полицейские власти арендовали один из заброшенных корпусов и оборудовали в нем городскую арестантскую, рассчитанную на 15―20 человек. Но обычно их «втискивали» сюда намного больше.
Здесь содержали задержанных пьяниц — «до вытрезвления», всякого рода уголовных преступников — до суда. Вместе с ними в камеры часто водворяли и «политических» — тех, кто протестовал против существующих порядков и произвола фабрикантов, не подчинялся властям, призывал к забастовкам, участвовал в них. С каждым годом таких арестантов становилось все больше.
