Собрание сочинений в 7 томах. Том 7. Продолжение отъезда | страница 14
И как же такое происходит в голосе: прячется какое-то дно. И разве разговариваем — словами? Ветер. Без дна. Не назовешь даже — знаками.
А этот, из Венгрии[3]. Просто — братская могила и все. Вырыли — со всеми вместе (ведь это же самое важное) — в свет Дня, и прямо — вот, Родина. Решение вопроса. Со всеми вместе (это самое важное).
«Бог» — неверное выражение. Есть только: «А Бог?» Во веки веков.
Потом — эти поездки. Ка-тань-я. За премиями. Речи. Все правильно. Во славу. И все — будто: во-воздухе! И будто по небу гу-ля-ет: боль-язык, — одиноко, — для неба. Пусто. Подохнешь, — сожмешься — лишь болью. Язык? — Ветер Вселенной.
О, как все просто. Это — такое «просто», что на языке — не будет. (Можно попытаться. Сразу выступит — вещь. «Простое», — такая Свобода, — сравним: ум ввел распад.)
Рябь. Просто, головокружительно.
О, шорохи, одежда моя. Солома. Му-у-сор. О, шуршание, кожа моя. Я-родина, я-такая-одежда-и-плоть. С шорохом-кожей.
Рябь.
Да никто не кричит, То-есть. Не я же. «Я» — липко. Есть что-то другое (за — шорохом. За этим шуршанием).
И в воде гуляет зрение этого француза. Па-а-даль. Что это, — суть? — одеяние? Е-дин-ство.
Забудь. О, когда же. Забудь. И — н а ч и н а е т с я ч и с т о т а.
И.
Рябь. Со всею грязью — мук.
Без — всплытия.
Не-Baptême.
Не-е.
|1991|
давнее рисование
[н. дронникову]
…первый след карандаша.
А. Твардовский
|1992|
флоксы ночью в берлине
[г. а.]
|1992|
три семистишия