— Вина, — отрывисто попросила Елена, впрочем, вышло больше похоже на приказ. — «Мертвого».
— Девочка, у тебя губа не дура, — прищурился Квокк. — Только рановато начинаешь. Хотя конечно здесь, — он махнул кружкой, не расплескав ни капли, в сторону круглой синеватой лампы. — Все едино.
— Мне нужна капля, — через силу выговорила Елена, которую начало мутить. От слабого и в то же время непрекращающегося шума подземного муравейника, от криков, доносящихся сквозь толщу камня и земли, через старые двери в три пальца толщиной, потемневшие от сырости. Но главное — от запаха, не сказать, чтобы сильного, и в то же время пропитавшего каждый миллиметр в этом жутком месте. А еще от того, что ей пришлось напрячь мозги, чтобы вспомнить точный смысл слова «миллиметр». Первым, что приходило в голову, были всевозможные «волоса», «ногти», а также прочие меры длины Ойкумены.
— Хм… — палач скривился, но щелкнул пальцами, отдав кому-то распоряжение. — Тройной выгонки, чарку. Малую.
Баала молчала, взирая на Елену со ставшей уже привычной сосредоточенностью. Они со Квокком обменялись взглядами, которые Елена расшифровывать не захотела и не стала, будучи поглощенной изучением ожога. Он существенно отличался от обычных, что часто встречались на пустошах от местной флоры и Злого Солнца, но Елена рассудила, что кожа есть кожа, эпидермис плюс ростковый слой, так что имеет смысл попробовать испытанный арсенал.
— Запах, — негромко сказала она, подняв указательный палец.
— Что?
— Запах, — повторила девушка.
— Ну да, — скучающе согласился палач. — Гадят под себя, ничего не поделаешь. Сколько не мой, вонь ничем не изведешь, чего только ни пробовали, что уксус, что кислый сок, даже серой окуривали, сами чуть не перекинулись…
Кажется, он был в хорошем настроении и настроен поговорить. Елена не могла избавиться от ощущения, что пребывает в какой-то комедийной постановке, где все понарошку, не всерьез и вот-вот из-за реквизита выскочит режиссер с криком «снято!». Только вот запах и атмосфера тяжкого, концентрированного, словно подгнивший холодец, страдания удерживали, как якорь, в состоянии реального.
— Понос, — теперь Елена взглянула прямо в светлые глаза мастера пытки и казней. Зрачки у девушки казались неестественно расширенными и остановившимися, словно выколотые шилом точки. Взор лекарки был пустой, как у глотательницы дыма с большим опытом.
— Умирают часто?
— Бывает, — неопределенно заметил палач.
— Давайте им соленую воду. Так, чтобы соль чувствовалась, но можно было спокойно пить. Как суп.
