Свита сопровождала одного единственного человека. Он казался очень маленьким на приземистом и мощном дестрие — Елена уже научилась с одного взгляда определять боевых коней. Всадник определенно кидал понты в стиле «а я могу себе позволить!». Дестрие при всей мощи были очень капризными, чувствительными в повседневном содержании. Скотина, полностью лишенная инстинкта самосохранения, способная часами нести бронированного всадника и собственные доспехи, могла охрометь, сбив копыто, или просто сдохнуть, простудившись от сквозняка. Так что использовать их как обычных ездовых животных было не принято, а если такое и случалось, то справедливо воспринималось как демонстративный манифест «дурного бабла-то навалом!».
Когда всадник поравнялся с путницей, их взгляды случайно встретились, и … нет, не всадник. Всадница, которая лишь казалась маленькой на могучем звере. Молодая женщина примерно одних лет с Еленой или чуть старше. Тоже коротко стриженая брюнетка, притом угольно-черная, с хитрой заколкой в непокрытых волосах — для соблюдения приличий. Девушка одевалась по-мужски, как и сама Елена, только не в пример лучше и дороже. Носила узкие штаны и длинную стеганую куртку, накинутую как плащ поверх кафтанчика, все очень щегольское, с меховой оторочкой и серебряно-золотым шитьем. Золотая гербовая цепь висела напоказ, не свободно, а закрепленная по-рыцарски, то есть в специальных петельках на спине и груди. Левое плечо закрывал наплечник в виде миниатюрного щита из полированной до зеркального блеска стали с гравировкой.
Елена вздрогнула, ей на мгновение показалось, что с высокого седла, похожего на табуретку, смотрит Шена. Видение было острым, невероятно живым… и ошибочным. Нет. Все-таки показалось. Сыграла свою роль общая темноволосость и лихой вид боевитой всадницы. Молодая женщина была совсем не похожа на Шену, лицо ее отличалось мраморной бледностью урожденной аристократки, не знающей, что такое прямые лучи солнца. В каждом жесте, каждом взгляде отчетливо читалось превосходство, которому нельзя научиться, а можно лишь впитать годами жизни в ощущении своей исключительности.
Скользнув по Елене мимолетным, полным безразличия взглядом, аристократическая брюнетка поскакала дальше неспешной рысью. Прижавшиеся к стенам домов горожане оглядывались и продолжали путь, убедившись, что копыта больше не угрожают. Елена скрипнула зубами. Чувствовать себя рядовым мещанином было унизительно и грустно. Строго говоря, сейчас ее положение было даже хуже — одна, без семьи, цеха или хотя бы сообщества.
