V
Слухи самые нелепые, толки самые оскорбительные для нашего «национального самолюбия» носились тучами. Главным образом неслись они с низовьев Волги, от Каспийского моря и Астрахани. Казалось, перед заразой, впереди ее, ветер гнал эту тучу нелепых толков, которые затем разлетались, жужжа над всею Русью, как ядовитые мухи.
Борьба с этими слухами, с «превратными толкованиями, злонамеренно распускаемыми в народе», как у нас принято выражаться по традиции, составляет характернейшую страничку данной минуты. Остановимся на некоторых приемах борьбы с ними в эти тревожные месяцы. И прежде всего нам приходится обратиться к Нижегородскому краю.
Нижегородскому краю в этом году повезло хоть в одном отношении: как продовольственная, так и противохолерная деятельность в Нижнем сказалась чрезвычайно выпукло и ярко. Можно сказать много и за, и против практиковавшихся в Нижнем Новгороде приемов, но мимо Нижнего наблюдателю пройти трудно. Все, что только намечается и робко проглядывает на свет в нашей довольно-таки беспорядочной современности, здесь с резкою последовательностью досказано до конца и освещается широко применяемою гласностью.
Поэтому и мы остановимся прежде всего на мерах борьбы с превратными толками, практиковавшихся в Нижнем.
Еще в самом начале эпидемий (11 июля) в местной газете («Волгарь») были напечатаны два приказа генерала Баранова. В первом говорилось, между прочим: «Если, Боже упаси, где-нибудь, пользуясь глупостью и легковерием темных людей, кому-нибудь удастся нарушить порядок, я восстановлю его находящеюся в моем распоряжении военною силой, зачинщиков и подстрекателей повешу немедленно на месте, а участники жестоко, на глазах у всех, будут наказаны. Знающие меня поверят, что я исполню обещание». Приказ этот получает особенное освещение от прибавления к нему в том же номере другого: «Сегодня ночью на приемном пункте Сибирской пристани, в легкий дощатый барак, служащий местом отдыха монахинь… брошен большой камень. Удар был так силен, что одна из досок сорвана с гвоздей и вылетела оконная рама. Бездельник, пользуясь темнотой ночи, успел скрыться в кустах Баранцева озера. Я рад этому, потому что до отдачи вышепомещенного предостережения я несколько затруднен (!) был бы повешением негодяя на месте преступления и пришлось бы применить к нему слишком мягкую меру. С завтрашнего же дня я буду считать себя свободным от всякого стеснения».
В печати уже говорилось об этом приказе с различных точек зрения. Мы только отметим характерную черту: генерал Баранов чувствует себя стесненным до известной степени (несколько) лишь тем, что он лично не успел напечатать приказа ранее, и неизвестный, кинувший камень, не был предупрежден о намерениях г-на нижегородского губернатора до своего поступка. Что же касается закона, который даже в военное время требует непременно суда перед казнью, то, по-видимому, он ни в какой мере не подает повода к каким бы то ни было стеснениям. Этот беспримерный приказ остался единственным в своем роде. Течение, имеющее своих защитников в известной части прессы, – которое хотят почему-то называть «силою власти», хотя оно лучше бы характеризовалось словами «бессилие закона», – здесь сказалось уже. По-видимому, с последовательностью слишком смелою. Другие приемы, практиковавшиеся в том же Нижнем, нашли зато большое сочувствие и отклик, стали гораздо более популярны. Такова, прежде всего, история невольного санитара Китаева. В газете «Волгарь» (7 июля, № 155) мы читаем: «4 числа, вечером, задержан нижегородский мещанин домовладелец Китаев, который, в присутствии значительного числа рабочих говорил, что холеры никакой нет и что ее выдумали врачи, зарывающие в землю живых. При этом Китаев позволил себе высказать угрозы по адресу врачей и местной администрации, прибавив, что если бы нашлось еще семь человек таких, как он, то о холере и речи бы не было… Дабы дать возможность Китаеву видеть холерных больных, ухаживать за ними и следить за тем, чтобы никто из таких больных не был погребен заживо, я признал полезным, не подвергая виновного никакому наказанию, назначить его на один месяц в состав санитарных служителей плавучего госпиталя, устроенного на случай холерных заболеваний. Китаев уже водворен в госпитале (5 июля)».
