Андрей Тарковский. Сталкер мирового кино | страница 40

Сам режиссер относился к фильму «Андрей Рублев» как к наиболее точному воплощению своих намерений. Во всяком случае, я никогда не слышал от него сетований на то, что его любимая картина была «зарезана», исковеркана, не вспоминал он, насколько мне известно, о «Страстях по Андрею» и на встречах со зрителями, и в многочисленных интервью, которые он давал у нас и за рубежом.

Не в укор, а для сравнения разных ситуаций – одно воспоминание: изрезанное «Асино счастье» давно разрешено и, по сути дела, положено на полку, а в небольшом монтажном зальчике «Мосфильма» поздно вечером Андрей Кончаловский смотрит сам и показывает нескольким людям утаенный экземпляр «Истории Аси Клячиной…».

Тарковский, перерабатывая фильм, сделал в нем только то, что счел возможным и нужным сделать[2].

Итак – «Андрей Рублев».

При сравнении сценария и фильма сразу обнаруживается существенное уменьшение глав (было пятнадцать, в фильме теперь, включая пролог и эпилог, – десять) и разрушение хитроумно сплетенной фабульной сети, на смену которой пришел новый способ построения сюжета.

Одни линии оказались удаленными совсем, другие – сильно усеченными, в третьих – исчезли элементы интриги. Вместе с тем отголоски опущенных фабульных линий и целых эпизодов мы встречаем в картине постоянно. Режиссер не тяготится данным обстоятельством, наоборот – он на нем настаивает. Вот ученик Рублева Фома находит мертвого лебедя – это все, что осталось от эпизода «Охота. Лето 1403 года», в котором начиналась вражда братьев-князей: Малый князь бил лебедей в угодьях князя Великого.

В эпизоде «Молчание» кто-то из монахов или нищих произносит, имея в виду блаженную и Андрея: «Видно, для позора своего ее и привел, чтобы грех свой все время перед собой иметь». Но что тут имеется в виду – какой грех? – совершенно непонятно. Ведь из взаимоотношений Андрея и блаженной недоразумение, связанное с беременностью слабоумной, ушло совсем.

Отчего же оставил режиссер эту фразу в картине? Неужели по недосмотру? Но в «Андрее Рублеве» ничего случайного, недосмотренного нет. «По несчастью или счастью» у Тарковского было слишком много времени, чтобы тщательно обдумать все мельчайшие частности своего фильма.

Фраза не воспринимается в своем содержательном значении, потому что она звучит за кадром, когда мы видим замкнутого в строгом молчании Андрея, но она усиливает ощущение отъединенности героя, неприязненного отношения к нему суетных людей.