Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность. | страница 15

В дверную щелку гостиной я видел мужчину; если не считать синих шерстяных плавок с растянувшейся резинкой, косо съехавших ему на бедра, он стоял у раскрытого окна голый. Мужчина был худощав и костист, такие не набирают веса. Его скроенные в обтяжку воскресные костюмы висели, занафталиненные, в платяном шкафу. В летнюю жару он любил расхаживать почти голышом, и мундир свой разложил в ногах супружеской кровати в спальне. Я тихонько проскользнул в гостиную и стал наблюдать, как он чистит пистолет. Мы были одни в комнате, молчали, лишь необходимые движения и звон металла, мне хотелось быть к нему поближе, опереться рукой о стол, но ничего из его вещей я трогать не хотел: ни ершика для чистки пистолета, ни засаленной тряпки, ни крохотного пузырька с маслом, ни рассыпанных на газете патронов.

Он впустил меня, уселся на диван и продолжал чистить, затем вложил патроны в обойму, а обойму в вальтер. Как по-отечески он тогда выглядел, почти что неопасным, отрешенным, словно кто-то дал ему в руки пистолет на потом-потом. Мне было чуточку неловко за него из-за этих сползавших плавок; когда он сел, они у него совсем съехали.

У меня сохранились снимки: мы оба сидим на диване, я целюсь из пистолета в объектив, а он одной рукой обнимает меня; казалось бы, его рука должна лежать у меня на ребрах, легонько обхватывая пальцами, но он лишь для вида прижимает меня к себе, на моей белой рубашке виден его сжатый кулак.

Порой, когда я в плохую погоду навожу порядок в своих бумагах, эти фотографии будто сами собой попадаются мне под руку. Красная деревянная шкатулка меня втайне притягивает, я открываю ее, чтобы смущенно наклониться над фотографиями моложавого тридцатидевятилетнего мертвеца, которого я в свои сорок восемь лет давно уже пережил. Я сравниваю, выискиваю между нами сходство. Отец каждый год присылал снимки; чаще всего он сидит или стоит на пне, до самого горизонта стелется низменная равнина — бесснежный зимний ландшафт под Тильзитом[1], — за его сапогами виден Мемель[2], зима сорок третьего года, он в фуражке с черепом.

Прежде я думал, он всего лишь задерживается и в один прекрасный день постучит в мою дверь, оборванный старик, утверждающий, что он мой отец, севший в последнюю минуту на судно, которое отплывало в Парагвай. В Парагвае он прижился в «Колонии Вальднер 555»; «555» был номером Бормана