- Да я налажу, - пробормотал он, подбирая головку регулятора, и верно - белая пуговка со щелчком встала на место. Правда, краешек откололся, чернеет, как маленький полумесяц, но разве это столь уж важно?
- Это невозможно наладить! - стонала Броня, а тут еще она заметила, что и на полу беда - рухнув на паркет, утюг расколол одну из дощечек, половинка выскочила из гнезда, встала торчком. - Паркет! - присев, продолжала вопить жена. - Она нарочно!.. Видишь, она усмехается?..
- Да нет же, она, как любой слепой... или почти слепой... невольная улыбка...
- Невольная! Вчера "Шанель" в ванной разбила! А они в самом углу на полочке стояли. Это ж надо было постараться! Она нарочно!
- Почему?!
- Потому!.. Я неровня тебе, я плохая! - У Брони давно копилась неприязнь к свекрови, но до сей поры она сдерживалась, сверкая узкими, глубоко посаженными глазками.
С прошлой зимы старуха стала стремительно слепнуть, и Бронислава единственное, что позволяла себе, - отныне обходила ее театрально за метр, как столб... чтобы, дескать, не задеть...
И вот же, такая мелочь - утюг уронили на ее драгоценный паркет, и Броня словно обезумела. Подняв дощечку, целует, к щеке прижала. В одной руке утюг, в другой - деревяшка. Алексею Александровичу это показалось очень смешным, и он, как и мать, вынужденно улыбнулся.
- Ах, ты тоже? Тоже?!
- Деточка... - раздался тихий голос матери. - Ну зачем столько сердца? Я... я ремонт сделаю...
- А пошла ты!
- Бронислава! - Это уже чересчур. От бессильного гнева Алексей Александрович словно бы сознание потерял на секунду и очнулся. - Не стыдно?! Эх ты!.. - Не бреясь, быстро оделся и пошел прочь, скорее на работу, сутулый, закинув мосластые руки за спину...
3
Он просидел весь день, закрывшись, в своем кабинетике, отгороженном от длинной, как коридор, лаборатории фанерной перегородкой. Слышал, как там, за шкафами с химреактивами, возле сопящего и булькающего биостенда, негромко переговариваются сотрудники, моют под краном, стараясь не звякать, колбы, чашки Петри.
Кто-то закурил, потянуло сладковатым дымком.
Вошел с улицы, громко топая, старый лаборант Кукушкин, выполняющий особые поручения шефа, - кажется, достал все-таки еще один автоклав - тащит по коридору. На него зашипели, он густым баском спросил что-то, в ответ снова зашипели.
И все стихло. В эту секунду Алексей Александрович позавидовал Илье Ивановичу Кукушкину.
Маленький, как горбун, в коротковатых штанах, с вечно мокрыми завитками волос вокруг лысины, как у старого еврея-скрипача, человечек стоит, шмыгая носом, не решаясь заговорить. Илья Иванович обладал необыкновенно зычным голосом. Когда несколько лет назад Институт биофизики и Институт физики проводили митинг в поддержку Ельцина, он перекричал всех коммунистов - заревел, как пароходная сирена, слова не дал сказать. Без передышки орал:
