У стен, взлетевших к потолку,
обоями украшенных в цветочках,
сидел бесспорный человек,
колючею бородкой вверх.
Сидел безмолвный, мыслью ложный,
кругом в лохматых волосах,
с ясной рюмочкой несложной,
ноги плети разбросав.
– Кто эти, которые там стоят? —
Как будто невзначай спросил.
– Начлежники пришли, душою дети,
надежды фантики тая, —
провожатого послышался ответ.
– Отвали ему на чай, —
Петрова провожатый попросил.
Разумный тот приняв совет,
Петров сыскал копеек двадцать.
Ещё Пинега из чулка рублей дала пятнадцать.
Тут мохнатый господин,
став лицом, став грудью красный,
завертелся, закружился,
верно был простолюдин
поведением ужасный.
Бородёнкою, что мельницею машет,
а руками-кренделями тычет в бок.
– Мне, – говорит, – становится прекрасно,
примите уваженье наше
от страдающего телом,
от былого Бога.
Он питается голодной корочкой,
познания храня на полочке.
