– Ну здравствуй, тетушка, наконец-то мы с тобой свиделись, – вообще-то я долго думал, кем же она мне приходится. Двоюродная сестра моего отца, она мне, получается двоюродная тетка. Так, что ли? А есть у двоюродной тетки специальное название? Если и есть, то я его не знаю. Ну, пусть будет тетушкой, мне какая разница, как ее называть?
– И тебе поздорову, государь Пётр Алексеевич, – а голос у нее ничего так, грудной, с множеством обертонов. И говорит совсем без акцента. Правду, наверное, говорили, что немецкий она так и не выучила. – Ежели будешь спрашивать о том, что мне предлагали твой царский венец примерить, то запираться не буду – предлагали. Но отказала я всем этим доброхотам. Незачем он мне.
– Скажи мне, тетушка, ты знаешь, что это? – и я протянул руку, чтобы и Анна и Румянцев увидели эти мелкие шарики на моей ладони. Она медленно покачала головой. Румянцев же закатил глаза к потолку, вроде бы что-то знакомое, но вот что конкретно – этого он сказать не сможет.
– Это семя, – неуверенно произнесла Анна.
– Верно, семя, а семя чего? – я отодвинул от нее руку и аккуратно ссыпал семена обратно в мешочек.
– Я не знаю, – она покачала головой, бросив взгляд на мешочек, но не увидев на нем никаких опознавательных знаков. Интересно, а как Петр хотел в них разобраться? Или по типу, давайте посадим, а там посмотрим, что вырастет, так что ли? Очередная хорошая идея, которую он начал, но так и не довел до конца, бросив на полдороге, как и другие свои начинания. Отложив мешочек, чтобы надпись сделать на бумажке с названием и засунуть ее под веревку, которой он завязывался, я пристально посмотрел на Анну.
– А вот я знаю. Это семя капусты. А еще я знаю, что ее не вырастишь просто бросив семя в землю. Его нужно сначала прорастить, а потом уже росток высадить в землю, поливать его, полоть, бабочек отгонять, которые очень любят капусту лопать, и осенью получить большой и плотный кочан, который в случае, если ума хватит порезать его на ленты и в бочке замариновать, может спасти жизнь в случае голода, да от цинги убережет. И я собираюсь сделать так, чтобы ее начали уже наконец выращивать. И это долгий процесс. Потому что сначала нужно будет объяснить крестьянину, что мало это семя в землю бросить и молиться о дожде.
– Зачем ты мне это говоришь, государь? – через минуту молчания спросила Анна.
– Затем, чтобы донести до тебя одну простую вещь, тетушка. Быть государем – это не только на балах развлекаться, да ледяные дворцы на потеху собственного самолюбия при пустой казне строить. Быть государем означает еще и знать, как капусту выращивать. И один император, что однажды правил так, как никому из нас не суметь, это как раз-таки доказал. Ты же, тетушка, хорошей государыней не станешь никогда, потому что ни слова не поняла из того, что я тебе только что сказал. А призвал я тебя не для того, чтобы о заговорщиках спросить, о них я, слава Богу, и стараниями Андрея Ивановича Ушакова уже практически все знаю, осталось лишь несколько моментов уточнить. Но ты не виновата в том, что дороги у нас слишком длинные и путешествие твое затянулось. Но раз ты здесь, то я лично сообщу тебе новость, – и я вытащил то самое письмо, которое притащил мне Петька. – Иоганн Адольф Второй герцог Саксен-Вейсенфельский, недавно овдовев, прислал мне предложение взять тебя в жены за вполне вменяемое приданое. И я неделю назад ответил ему согласием. Сын у него уже есть, так что дети Иоганна Адольфа не слишком интересуют. Его интересует идея сотрудничества и дружеских отношений с твоим покорным слугой, – и я отвесил ей издевательский поклон. – Так что, можешь приступать к сборам. Александр Иванович будет тебя сопровождать на твою новую родину в Лейпциг, и заодно подпишет там несколько очень важных для меня договоров. Подумай, тетушка, кого ты туда возьмешь с собой, только учти, твоего конюшего я тебе не отдам, мне он сам пригодится. Волконский Никита Федорович намеревается новую породу лошадей, недавно выведенную, улучшить, вот только времени у него нет на это увлечение, занят он дюже. Так что Эрнест Бирон наверняка не откажется стать его послушным помощником в этом нелегком деле, – и я взмахом руки указал ей на дверь. Когда ошарашенная Анна вышла, повиснув на руке у Румянцева, я снова перечитал письмо. Ну, Петька, ну, шельма. Этот проходимец, чью родословную нужно тщательно просмотреть на некие корни, умудрился такой залежалый товар как бывшая герцогиня Курляндская продать за какие-то смешные пятьдесят тысяч рублей приданого и кое-какие торговые льготы. Это уметь надо, на самом деле.
