– Черт, – сильно захотелось сплюнуть, но я сдержался. – Фитцжеральд де Лириа.
– Верно говорят, что ты умный, – Толстой снова усмехнулся. – На меня одновременно вышли и литовец, что теми четырьмя командовал, его баба посла английского наняла, через какого-то чухонца, что в посольстве у них полы моет, вроде бы им приказ из Лондона поступил, и испанец, который связь с де Лириа держит, тоже из посольства, какой-то третий секретарь или восьмой помощник, я так и не понял. Сигнал не в письме был, всем давно известно, что Ушаков чужие письма дюже любит читать. Просто бабе посольской какую-то безделушку прислали, вроде зеркальца, али браслета, а вот что это означает они еще до поездки в Россию обговорили. А вот де Лириа знал, что отец мой еще императрице Екатерине людей отдал, чтоб она охотой побаловалась, да тебя, еще сопляком по просьбе высочайшей на это дело подсадили, чтоб, значит, пока забавами был какими занят, не лез в дела совета. Де Лириа здесь не просто так штаны протирал, как тот же Рондо, знаешь ли, умный, гад. Англичанам требовалось, чтобы я передал сведения о том, где лучше устроить засаду. Да там и места-то другого не было, ежели что. Да еще мои люди подсобили, по памяти доброй, им же никто не сказал, что тебя убивать будут. Я ловчему наплел, что поговорить хочу за жизнь свою погубленную, а аудиенцию получить для Толстых невозможно, хоть ни я, ни батя мой к тем делам с царевичем Алексеем отношения не имели. Он и поверил.
– Да, подвел ты, Василий, людей, которые преданностью к твоей семейке отплатить хотели, под монастырь, – я покачал головой. – Они ведь вместе с тобой на виселицу пойдут, или ты не думал про это, – он стиснул зубы так, что желваки сыграли. – Я правильно понял, де Лириа хотел убить Филиппу, но, чтобы я обязательно выжил, Рондо – меня. И для второй группы ваше появление оказалось большим сюрпризом? – он пожал плечами.
– Все равно не вышло, ни у меня, ни у них. Единственное, что я сделал – это приказал не убивать гвардейцев и вовремя ударил тебя, чтобы выключить. Да девку твою не тронул, рука не поднялась. Гвардия тоже стреляла. Так уж вышло, что троих вы там положили, одного ты достал. Из погибших двое моих мужиков было. Чухонец тот один остался, нас двое…
– Так, стоп, что-то у меня арифметика не складывается, – перебил я Толстого.
– Двоих мы сами застрелили, в спины, как собак, – снова пожал плечами Толстой. – Чухонец даже не понял ничего. Пальба-то со всех сторон стояла, да еще собаки лаяли невдалеке. А потом я в красках расписал, что с чухонцем сделают, когда поймают, ежели он своими руками тебя жизни лишит. Он вроде поверил, а может быть, то, что нас двое против его одного осталось, вот он и не стал выпячиваться.
