– Что у тебя с почтой голубиной? – задал я вопрос, пока Митька, зашедший следом, расставлял приборы.
– Ничего. Голубей нет, – Петька развел руками. – Чтобы их подготовить время надобно, а у меня его почитай, что и не было. Но я успел ажно до Петербурга доехать, чтобы все разузнать. А вот ежели твой шар Эйлер до ума доведет и заставит его летать куда нам надобно, тогда и никаких голубей не понадобится.
– Не доведет, – я протер лицо, пытаясь прогнать остатки похмелья. Голова варила не на полную катушку, хорошо еще, что при разговоре с французом удалось сосредоточиться. – Бакунин где?
– Так едет. У него ни крыльев, ни шара нет, чтобы так быстро долететь, – Петька бухнул себе на тарелку каши, видать, возясь со мной тоже не позавтракал. – А почему не полетит?
– Там газ нужен, пара не хватит. И газ особенный, – я зевнул, даже не слишком понимая, что говорю, и лишь потом наткнулся на пристальный Петькин взгляд. – Что ты на меня так смотришь, словно я девка красная.
– Ничего, – Петька быстро отвел взгляд. – На встрече с Демидовым позволь присутствовать.
– Присутствуй, ежели желание такое появилось, – я махнул рукой и принялся за завтрак.
* * *
Лерхе стремительно вошел, буквально ворвался в комнату своей высокопоставленной пациентки. Вообще-то, это была как бы келья, но очень сильно похожая на королевские покои. Покосившись на приоткрытое окно, лекарь подошел к кровати больной и сел на стоящий рядом стул. После чего потер руки одну об другую и, когда они стали теплыми, дотронулся до лба испуганно глядящей на него Филиппы. Жар был, но Лерхе не сказал бы, что слишком сильный. Вот только, после того как появляются пустулы, жар обычно уходит, а здесь не ушел, да и пустулы какие-то не такие, ну совсем на оспенные не похожи. Он внимательно разглядел одну на сгибе обнаженной руки, которую девушка вытащила из-под одеяла.
– Жарко, – пролепетала она. – Я окно приказала приоткрыть, потому что сильно жарко.
Лерхе кивнул и в который раз покосился на окно. Свежий морозный воздух наполнял комнату, и в ней вовсе не пахло болезнью. Обычная комната молодой особы. А вот то, что жар немного спал именно благодаря открытому окну, он почему-то был уверен. А уверенность эту ему придавали наблюдения, которые он делал, пользуя раненных солдат: они лучше переносили и болезни, и ранения, когда все еще находились в полевых условиях, на воздухе, и гангрен у них развивалось меньше, чем тогда, когда их увозили в душные не проветриваемые госпиталя. Обо всем этом Лерхе думал, считая пульс Филиппы. Пульс как пульс, немного ускорен, да и только.
