– Я еще к посольству прусаков кое-какое отношение имею… Намедни, подпоручик Преображенского полка Выхрицов к послу сиганул. Оглядываясь, едва ли не огородами. Вот я и подумал, может быть, это важно? Особливо сейчас, когда пожар в слободе был.
– Да что ты говоришь, – я прищурился. В свете этого сообщения пожар в слободе выглядел совсем по-другому, чем я думал изначально. Судя по поджатым губам Репнина он тоже не слишком доволен тем, что не сумел сам докопаться до сего замечательного факта. – Это очень, очень важно, ты прав, Андрей Михайлович, ты прав, – я задумчиво смотрел на этого молодого офицера и думал о том, могу ли я как-то премировать его за службу, или это привилегия Ушакова, подавать мне список своих сотрудников, кто на его взгляд заслуживает поощрения. В итоге, так ничего и не придумав, отпустил Соколова, который вышел из кабинета, едва ли шаг не чеканя.
Репнин собрал свои бумаги и вышел из кабинета, чтобы тут же заняться рассылкой гонцов. Ко мне вошел Митька.
– Ужинать будешь, государь Петр Алексеевич? – спросил он, меняя свечи в подсвечниках и начиная их зажигать.
– Картоху хочу. Круглую, вареную со сметанкой, – я даже сглотнул, представив ее на тарелке, такую горячую, дымящуюся… Желудок тотчас отозвался руладой на этот образ, всплывший в моем разуме. – Пущай картохи отварят и довольно будет. Посолить только чтобы не забыли.
– Эм, – Митька внезапно замялся и принялся вертеть в руке свечу, которую следовало поставить в подсвечник. – Нету картохи.
– Как нету? Я, когда ее варил, целую корзину на кухне видел, – от подобного заявления я аж оторопел. – Куда ее дели, ежели никто не жрет, окромя меня?
– Сперли, – Митька с силой вогнал свечу в подсвечник так, что едва не сломал. – Как листки Юдина твоего вышли, так вскорости и сперли всю корзину.
– Что? Ничего не понимаю, зачем кому-то воровать овощ, который все равно никто не ест? О каких ты листках говоришь? – я растерянно смотрел на слугу и не мог понять, что происходит, и почему мир вокруг меня постепенно сходит с ума.
– Да вот об этих листах, о каких еще-то? – Митька вытащил из-за пазухи мою первую газету и положил ее на стол. – Ты бы, государь, Юдину чего-нибудь укоротил, что ли, а то он совсем стыд потерял, срам всякий о тебе писать удумал.
Я схватил газету и принялся читать. Мне было посвящено не слишком много места на второй странице, но вот что он там писал…
Из статьи выходило следующее:
Картофель – любимый продукт государя императора Петра Алексеевича. Он настолько любимый, что повара даже к готовке не подпускают и держат его подальше от картофеля целым караулом гвардейцев, чтобы ни дай боже, этот немчура не съел то, что должен был приготовить. Далее шло описание сидящего под охраной повара, который мог только рыдать и сглатывать слюну, глядя на то, как государь собственноручно варит, а затем ест овощ, давая его попробовать лишь немногим избранным, в кое число попал автор статьи. Потом шло описание вкусовых качеств картофеля, как очень необычно и вкусно, ну а вот дальше шло то самое безобразие, о котором говорил Митька. Оказывается, картофель не только был полезен, и государь император только благодаря тому, что поглощал его в больших количествах, сумел преодолеть болезнь, от которой едва не помер, он еще и увеличивает мужскую силу, чему стала свидетельницей некая дама, чье имя скромно умалчивалось, и гвардейцы личной охраны, которые охраняли государя, разумеется, оставаясь за дверями запертой комнаты. А Юдин, который случайно увидел, как дама выпархивает из той самой комнаты, по ее абсолютно счастливому лицу, убедился, что да, благодаря картофелю государь теперь может осчастливить любую женщину.
