– Позвольте, а каково применение подобных машин? Могу ли я использовать нечто подобное в своих шахтах? – говорил он тоже на немецком, видимо, чтобы не терять смысл от скверного русского языка собравшихся здесь в основном иноземных ученых.
– Конкретно эта машина придумана Ньюкоменом, Акинфий Никитич, для откачки воды из шахт, – Бильфингер вздохнул. – Но я уже сейчас вижу перспективу в данном направление.
– Да? И какие же перспективы вы от этой штуковины видите? – я вышел вперед. Все настороженно замолчали, уставившись на мое величество. – Может быть, такая штука сможет сталелитейный пресс тягать? Или может быть корабль по реке толкать, куда захочется нам, а не куда ветер дует? О, а может быть, вообще самодвижущие повозки на такую махину поставим, и о лошадях думать не надо будет? Не мелите чушь, вы же ученые мужи, а не сказочники какие, – я скрестил руки на груди, внутренне усмехаясь. Ученые, они же, как дети в некоторых вопросах. Живут в своих странных мирах, изредка выползая оттуда, чтобы на солнышко взглянуть. А мужик этот, значит, Демидов, собственной персоной. И зачем ты сюда приехал? Явно не на этот макет полюбоваться. Но с Демидовым позже, надо пока цвет научной мысли, собравшийся в этой комнате подогреть на достижение одной поставленной перед ними задачи, которую они сами себе сейчас выбрали. А для этого необходимо всего ничего, раскритиковать их порыв, с пеной у рта доказывая, что Земля плоская и стоит на трех китах, а затем взять на слабо. Они в лепешку расшибутся, сдохнут, но докажут, что я кретин, и меня нужно носом в мое невежество натыкать. Но мне-то что, пускай тыкают, главное, чтобы работа поперла.
– Вы не правы, ваше императорское величество, – надо же, Бернулли в чем-то поддержал Бельфингера, где-то что-то большое сдохло. – Все, что вы перечислили, теоретически возможно. И с помощью силы пара, а также используя систему поршней и возвратных клапанов можно и в воздух машину поднять. И это не только герр Лейбниц, про эту возможность Леонардо да Винчи писал в своих работах.
– Ну да, ну да, – я продолжал издевательски усмехаться. – О чем еще мог написать художник, – какое кощунство я сейчас несу, самому противно, но ученые мужи уже пятнами пошли, и это хорошо, скоро созреют. – И, герр Бернулли, если о таких удивительных вещах давно известно, то почему еще никто не сделал ничего подобного, кроме, как вы его назвали? – я указал рукой на стоящий на столе макет.
