– Конечно, – согласилась Лора. – Только давай станем под фонарь, чтобы тебе лучше было видно.
Они подошли к фонарю. Ваня развернул сложенные вчетверо листы бумаги и начал читать приглушенно-таинственным голосом.
Сегодня умер Очередной. Выбеленная раскаленным солнцем пустыни одежда, покрытая грязными гнойными пятнами, заняла свое место в Священном Углу Надежды. Одежда предшественника, как не оправдавшая надежды, уже сожжена, и прах ее развеян по ветру. На этот раз недолго пришлось ей пребывать в Священном Углу Надежды.
– Он ушел раньше, чем Чистый смог бы добраться сюда, – просипел убеленный сединами прокаженный. Свалявшиеся в войлок волосы плохо прикрывали уродливые струпья на обугленной солнцем шее.
– Старейший, – дрогнул надорванный женский голос, – а если Он не придет?
Старейший молчал. Видно было, что и его вере уже почти не на что было опереться.
– Чистый не придет, – злобный шепот прорезал поникшую толпу. – Чистый не придет. Мы все умрем.
Толпа вздрогнула, всколыхнулась и уже готова была рассыпаться на сотни отголосков, если бы не резко вскинутая рука Старейшего.
– Нужно ждать! Чистый придет… иначе нам просто незачем было бы жить!
Резко развернувшись, он быстрым шагом ушел через покорно расступившуюся толпу.
– Ему хорошо ждать. – Это был все тот же злобный шепот, но уже значительно осмелевший. – Он дожил до седин. Боги пустыни берегут его.
Шепот поперхнулся слюной и перескочил на фальцет:
– Он платит им нашей кровью! На нем наша кровь! Он должен ответить!
Толпа прокаженных закачалась, как обезумевшая, и заревела диким голосом. В этом голосе было все: и страх перед будущим, и бессилие перед прошлым, и неукротимая ненависть к настоящему.
Толпа продолжала реветь одной раскаленной добела глоткой. Слова «кровь» и «должен», плевок за плевком, покрывали омытые слезами стены Священного Угла Надежды.
– Она скоро родит! – пронзило толпу, как вспышка молнии.
– Что значит родит?.. Рождение – под табу!.. Преступивший запрет подлежит смерти, – волной пробежало по головам.
– Лейла скоро родит! Это будет наш сын! Он родится чистым! Он успеет взять на себя язвы нашего рода!
Изъязвленное безликое лицо толпы побелело от охватившего его ужаса. Но рискнувший преступить закон был тверд и вызывающе спокоен:
– Ждать осталось всего-то несколько недель.
