— Чему ты удивляешься? Свою воспитанницу он любил! А по слухам — не просто воспитанницу, а родную дочь! — добил меня отец.
Дар речи мне отказал. Это что же получается? Я внук императора?!!
— Не спеши радоваться! — сполна насладившись всей палитрой сменяемых чувств на моем лице, опустил меня с небес на землю родитель, — Родственницей в каком-то далеком колене она ему приходилась, но вот дочерью — вряд ли. Он ее так никогда и не признал.
— А может…
Отец перебил, не дав договорить глупость:
— Невзирая на гнев императрицы, он признал пятерых своих детей от разных женщин. О Наде — да, слухи ходили, но он их пресекал. Так что, скорее всего это были досужие разговоры. К тому же на него она не была похожей ни в детстве, ни потом.
«Есть вероятность, что я могу быть внуком императора!» — мыслить о чем-то еще я был не в состоянии.
— Я к чему это тебе говорю: летом ты уедешь в Петербург. Или ты передумал поступать в университет?
— Нет! — я наконец-то пришел в себя и стал готов внимать дальше.
— Та история, она, конечно, уже забылась, но запрет на посещение столицы с меня не снят, и ты будешь там один, я даже навестить тебя не смогу. И теоретически к тебе могут подойти люди с какими-нибудь предложениями, заморочить, вскружить голову… Я хочу, чтобы ты навсегда зарубил себе на носу: ты правящей семье не родственник. Думать иначе — опасно. А, чтобы совсем спустить тебя на землю, рекомендую всегда помнить, что ты еще внук сапожника из Одессы!
— Какого еще сапожника? — переход от дворцовых небожителей к лицу с прозаической профессией оказался неожиданным.
— Самого обыкновенного! Исы Ароновича! И Сары Абрамовны — его жены! Ой-вэй! Лышэньки! Наш Пэсэх таки умный рэбенок! А я всехда это зналы! — отец так натурально изобразил неповторимый одесский говор, что я воочию представил себе типичную еврейскую мать, произносящую эти слова. — Знал бы ты, сколько лет я вытравливал из себя этот колорит!
— То есть ты, я… евреи?..
— Ты нет. Да и я уже по большому счету… Какой из меня еврей? Выкрест я. Надеюсь, всевышнему все равно, какие молитвы я ему возношу и каким образом обращаюсь. — Отец ненадолго замолк, углубившись в воспоминания, — Ты просто не представляешь себе тех времен, а в книгах этого не прочитаешь: мировая война только закончилась, кругом разруха, нищета, грязь… Как тараканы из всех щелей повылазили какие-то юродивые, пророки, оракулы, бандиты, агитаторы… На одной улице могли призывать свергать императорскую власть, а на соседней — собирать подписи и пожертвования в их поддержку.
