– Она еще спрашивает! – фыркнула родительница и продефилировала к окну. Отдернула шторы, впуская в комнату утренний весенний свет.
Я зажмурилась и прикрыла лицо ладонью. Но ее тут же стиснули жесткие пальцы.
– Я сказала – вставай! – рявкнула мама и дернула на себя.
От неожиданности я упала на пол и больно ударилась коленкой.
– Не надейся, – выплюнула мне в лицо мама, – что я оставлю все это так! Не думай, что ты посадишь мне на шею еще и своего…
– Кого? – я сама удивилась, услышав собственный голос, мать ошеломленно замолчала, – Кого, мама?
Я встала на ноги и теперь смотрела ей прямо в глаза. Хоть женщина и была на каблуках и казалась выше, все равно сейчас мы были с ней одного роста. Только меня всегда удивляло, насколько сильно мы не похожи друг на друга. Она – темная шатенка, кареглазая, смуглая, статная, а я – золотисто-рыжая, с голубыми глазами и почти прозрачной кожей. Рядом с ней я выглядела бледной копией, будто побледневшей фотографией. Знакомые всегда удивлялись, узнав о нашем родстве. Мама в таких случаях недовольно отвечала, что я вся в отца.
– Своего недоноска, – процедила она, сузив глаза.
– Ребенка, – почувствовала, как от злости темнеет в глазах, сжала кулаки и продолжила, – ребенка! Скажи это слово, мама!
– Ты его нагуляла непонятно с кем, потаскуха, – голос матери сорвался на фальцет, – или ты от него избавляешься, или у меня нет больше дочери!
– Нет! – твердо отчеканила я.
Щеку обожгло болью. Будто во сне, я наблюдала, как рука матери опускается и сжимается в кулак. Я схватилась за лицо, в глазах застыли слезы.
– Маленькая дрянь! Не забывай, что ты живешь в моей квартире, – снова повысила голос родительница.
– Я тоже имею право на долю в ней! Она принадлежала папе!
Я думала, что сейчас она меня опять ударит, но, вопреки ожиданиям, женщина выпрямила спину до хруста в позвонках, вскинула подбородок и одарила меня победной улыбкой.
– Совершенно верно, – медовым голосом сообщили мне, – но только при достижении двадцати одного года. Именно так написано в завещании! А до тех пор я, как твой опекун, могу распоряжаться наследством твоего отца!
Из меня как будто весь воздух выбили, но мама не унималась:
– Вот когда будет тебе двадцать один год, тогда и поговорим! Не устраивает такой вариант – можешь выметаться из моего дома! Да хоть в подворотне рожай! Мне до этого дела нет! Но мою семью ты позорить не будешь нагулянным ребенком.
Больше я не сдерживала слез. Они спокойно катились по щекам, оставляя мокрые дорожки на лице. Неужели все это говорит моя родная мать?
