также говорится, что «Уходить далеко» значит «возвращаться»;
[57] в последовательной смене форм конец и начало сливаются и – как говорится в другом тексте – «их освещает один великий свет».
[58] Таким образом, метафизика прямо сообщает людям Дао, каков должен быть их путь: им следует исключить всё, что является внешним деянием, исходящим из периферийного центра, или попыткой усилить и упрочить периферийный центр, то есть формальное внешнее существование – обычное индивидуальное «я» – чтобы, напротив, быть и действовать, оставаясь в трансцендентности, в метафизическом измерении, в «пустоте», всегда пребывающей по ту сторону всех модификаций состояния, там, где находится истинный корень и сущностный и неподвижный центр.
* * *
Следовательно, мы переходим к сущности личностной реализации в трактовке Дао дэ цзин. В центре этого текста находится фигура того, кто назван «настоящим человеком». Раз за разом Лао-цзы описывает этот тип, его поведение, его превосходство. Зависимость этики от метафизики очевидна. Читатель увидит, что в Дао дэ цзин почти всегда вначале идут метафизические положения, за которыми следуют пояснения, касающиеся сущности «настоящего человека». Такой человек берётся за образец идущего по Пути, но отнюдь не в качестве морального человеческого идеала. Если у Лао-цзы преобладает термин «настоящий человек», то в даосизме также встречаются сходные понятия, предназначенные для обозначения такого антропологического типа. Так что мы вполне можем остановиться на термине «настоящий человек». От терминов, которые почти всегда используют переводчики – Мудрец или Святой – мы предпочитаем отказаться. Если понятие «Мудрец» представляется лингвистически корректным, то всё равно оно остаётся окрашенным в поэтически-философские тона, заставляя нас, европейцев, сразу же вспомнить о Сократе, Платоне, или Боэции, без сомнения являющихся типами, очень далёкими от даосских представлений. Кроме того, даосский «настоящий человек», переведённый термином Мудрец, как раз служит идеалом в экзотерическом конфуцианстве, очень сильно отличающемся от даосского идеала. Ещё менее подходит термин «Святой», поскольку ему присущи моральные и религиозные черты, полностью отсутствующие у даосского «настоящего человека», также как и сильные эмоции и экстаз, неотделимые от образа истинного мистика. Наконец, по аналогичной причине, то есть потому что моральное поведение является чем-то «слишком человеческим», мы также отказались от третьего термина «Совершенный» несмотря на то, что раньше использовали его. Мы остановились на даосском термине, означающем в переводе «настоящий человек», или «реализованный человек». Одно из его значений, а именно «трансцендентный человек», в полной мере относится к «настоящему человеку», несмотря на различие, существующее между ними, на которое указывал Генон.
